– Папоська, ты пьиехал!
Когда мы добрались домой, началась "раздача слонов" – привезённые с Руси игрушки и крестик для Коленьки, а для Лизы – драгоценности, включая и подарок от королевы Маргариты, от которого она потеряла поначалу дар речи.
– И всё это мне?
– Тебе, любимая, тебе. Их величества – наши с тобой близкие друзья. А вот это – от царя Бориса, а это – от царевны Ксении, а это – от Никиты Строганова, а это, это и это сделано по моему заказу. А ещё неплохо бы снять с тебя мерки.
– А зачем?
– А затем, что специально для тебя я привёз соболей и горностаев – надо бы сшить для тебя шубу, шапку, сапожки и варежки. И не по одному экземпляру…
– Подари их, может, Лене… Или Саре.
– Для них у меня тоже есть меха, не беспокойся. Я привёз презенты и для Володи, и для Джона с Мэри, и для многих других…
Вечером, я уложил Колю спать, прочитав ему на ночь несколько сказок. Он всё не хотел засыпать, после каждой сказки повторяя: "Есё, папоська!" Но когда Колобок ушёл от волка, я увидел, что глазки его закрылись, и он, обняв плюшевого зайчика, тихонько посапывает во сне. Я осторожно поцеловал его, вернулся в спальню, и сказал Лизе:
– Заснул маленький.
Она распахнула объятия, но я встал перед ней на колени:
– Милая, мне надо перед тобой кое в чём повиниться.
Зря я это, наверное, но я почувствовал, что без этого я не могу. Даже если Рената ничего бы не доложила, то жить с этим мне было невозможно. И я рассказал ей все, кроме имён и того, что три из них понесли от меня. Лицо Лизы сразу же окаменело, а, когда я закончил, она сказала неживым голосом:
– Коля так тебя ждал… и так к тебе льнул сегодня… ладно уж, бери любую из пустующих комнат, поживёшь пока, будем делать перед ребёнком вид, что всё нормально. А потом мы ему расскажем, что ты уехал в командировку. Недели через две.
– Хорошо, – уныло промямлил я и отправился в комнату в конце коридора, где стояли топчан и деревянный стул. Через пять минут пришла Лиза, и, ничего не говоря, бросила на него одеяло, подушку, бельё и полотенце и сказала, что, мол, туалет в пристройке, там же и умывальник, "а ванной нет – баня в конце улицы". И ушла.
Следующие дни я делал вид перед Колей, что ничего не произошло, и проводил с ним всё свободное время. Я отводил его в садик, а Лиза забирала его оттуда, пока я ещё был в министерстве. Я, кстати, на следующий же день написал прошение об отставке – ну какой я министр… Но Совет отклонил мою просьбу с одним голосом против – моим, так что приходилось соответствовать. Большую часть времени я проводил то на заседаниях Совета, то за составлением подробных отчетов и рекомендаций, и времени катастрофически не хватало.
На третий день, я спросил в жилом управлении, не могу ли я вернуться в свою каюту на "Победе" либо на "Форт-Россе", либо хотя бы получить койку в общежитии. Не знаю, каким образом об этом узнала Лена Романенко, но через полчаса она пришла ко мне в кабинет и спросила, что случилось. Пришлось и ей доложить, пусть в общих чертах. Она помолчала, покачала головой, и наконец заговорила:
– Лизу я, конечно, понимаю, равно как и разделяю твоё мнение, что ты сам виноват. А был такой тихоня в Питере, джентльмен, со всеми моими подругами со всей вежливостью, а как до дела, так в кусты…
– Леночка, так я хотел лишь по любви…
– Изменял ты, я так понимаю, тоже по любви… Дон-Жуан хренов. А, скорее, слабак – вряд ли ты сам подбивал к другим клинья, на тебя не похоже, а вот если она к тебе подкатила, тут ты, конечно, давал себя соблазнить, так ведь, наверное, было?
– Сам я виноват. Каждый раз.
– Значит, так оно и было.
Я закрыл лицо руками, а Лена неожиданно сменила тон:
– А всё-таки я попробую вас примирить. Но только если ты мне пообещаешь больше никогда и ни с кем, при живой-то жене.
– А если не смогу?
– А вот если ещё раз оступишься, я сама помогу Лене тебя убить. А потом мы вместе оросим твою могилку горючими слезами. Всё-таки ты наш с Володей друг, а Лиза тебя любит, и как…
– Но она меня не простит.
– Как не простила прежняя твоя Лиза, ты хочешь сказать[53] Давай попытаемся. Как сказано в анекдоте, "Попитка не питка, правда, товарищ Берия?" Кстати, ко мне приходила девочка Анфиса, говорила, ты её чуть не удочерил, а теперь совсем забыл. И рассказала мне, как ты её спас – и про другие твои добрые дела. Возьму-ка я Анфису с собой…