– Княже, не подобается мне сие. Ведь крымчаки никогда ранее осенью в походы не ходили. Холодно, скоро и морозы ударят, а они – дети полуденных степей, им сие незвычайно. Да и переправляются они через реки вплавь на конях. Так что чудно всё это. Не иначе, как ты прав – заодно они с поляками. А, значит, и через Десну либо они, либо ляхи перейти могут. Посему пошлю я с тобой, княже, сотню в Сосницу, что на Десне – граница-то по Сейму и Десне идет, а к полудню уже ляшские волости. Заодно переправу тебе обеспечат. А оттуда до Чернигова тебе токмо два дневных перехода останутся.
4. Под соснами
– Надеюсь, еще свидимся, – улыбнулся я Иоанникию Морозову, командиру сотни, остававшейся в Соснице. Тот низко поклонился:
– Дай тебе Господь здоровья, княже!
– И про сына не забудь!
По дороге из Путивля, мы с ним сдружились настолько, насколько позволяли сословные различия. Он был не из бояр Морозовых, а из провинциального дворянского рода, потому и засиделся в сотниках. Зато он служил в этих местах уже три года, и лично участвовал в отражении польского вторжения в девяносто восьмом году. По дороге из Путивля, он показал мне пепелища некоторых деревень, сожженных цивилизованным юго-западным соседом и до сих пор не восстановленных.
С южной стороны Сейма мы увидели недавно построенный дубовый замок с небольшим посадом вокруг него – как мне сказал Иоанникий, это был Батурин. По словам Иоанникия, построен он был четверть века назад и назван в честь тогдашнего короля Речи Посполитой, венгра Стефана Батория. После его смерти, замок захирел, а местные жители потихоньку перебирались на север через Сейм. Ручеек беглецов превратился в бурный поток после Брестской унии 1596 года, и в посаде оставалось не более двух десятков человек, принявших унию. Дело было не только в неприятии униатства; в русских землях, как правило, у крестьян было намного больше свободы, чем в Речи Посполитой. В данный момент, крепостное право на Руси не было повсеместно распространено, и даже там, где оно существовало, оно практически всегда было в форме оброка – либо зерном и другим продовольствием, либо деньгами. В Польше же повсеместно существовала панщина, как они называли барщину, и помещики располагали правом жизни и смерти над крестьянами.
В январе девяносто восьмого года неожиданно умер царь Федор Иоаннович, не оставив ни наследника, ни завещания, после чего в Москве началась борьба за царство. В марте поляки неожиданно прислали крупный отряд в Батурин, а в мае прислали посла в Путивль и потребовали все земли между Сеймом и Десной к западу от Путивля и Глухова, и, не дожидаясь отказа, перешли через Сейм и продвинулись к Десне. Но удар русской рати из Путивля и одновременно взятие Батурина заставили поляков просить перемирия. Если бы в Москве на тот момент был царь, то, скорее всего, русские полки пошли бы и дальше, а так воевода согласился на восстановление статуса кво в обмен на денежные выплаты. Зато русские согласились на право поляков возвращать своих крепостных из Посеймья.
Именно поэтому беглецы с юга не селились в этих краях, резонно опасаясь рейдов с польской стороны. Впрочем, несколько месяцев назад, один местный магнат даже захватил сто двадцать шесть человек из русских крестьян, заявив, что от него бежало ровно столько же. А что это были совсем другие люди, ему было все равно. Именно тогда сотня Морозова не только освободила полонян и перебила часть дружины сего пана, но и захватила его самого. Поляки повозмущались, но не только заплатили выкуп, но и клятвенно пообещали пресекать подобные попытки в будущем.
Хоть небо становилось все более оранжевым, а закаты изумрудными, но еще в Путивле задул южный ветер, и воздух прогрелся до пятнадцати градусов днем и семи-восьми ночью. Уже к западу от Рыльска лесостепь постепенно превратилась в широколиственные леса, а между Путивлем и Сосницей появились первые сосны. Не доходя до слияния Сейма и Десны, мы повернули на север, к парому, где и переправились через уже широкую в этих краях Десну на двух плотах. Переправа заняла достаточно много времени, и мы решили заночевать в живописном селе, построенном на развалинах древнерусского городка. Конечно, как это часто бывает, оставались лишь фундаменты – весь камень ушел на строительство. На валах домонгольского периода был построен частокол, а посередине находилась деревянная церковь, выстроенная на фундаменте сгоревшей, вероятно, во время нашествия Батыя. Но в самом селе большая часть зданий были такие же пятистенки, как и в Курске, Путивле, Орле либо Серпухове. Лишь за стеной к северу от села ютились мазанки беглецов из Речи Посполитой.