– Здрав буди, Феодор, – сказал я.
Тот поклонился.
– Княже…
– Пусть тебя наши врачи посмотрят, а потом поговорим.
К счастью, оказалось, что никаких существенных увечий ему нанести не успели. А ситуация была такая.
Чернигов был окружен со всех сторон. Вчера с севера и запада появились поляки – только в пределах видимости находились две сотни «крылатых гусар», две сотни легкой конницы, шесть полков пехоты, несколько артиллерийских батарей. Еще четыре батареи расположились к югу от Десны, напротив детинца. Их посольство потребовало немедленной передачи им Чернигова, что воевода, естественно, делать отказался. Сегодня на рассвете он послал сына в сопровождение десятка конных на восток, туда, где, как им казалось, никого не было; неожиданно с той стороны появились татары и захватили их. Феодора заставили смотреть, как его людей по очереди обезглавили, после чего избили его и только тогда начали допрос.
– Был с ними, княже, один русский, в богатой одеже, вот он и допрашивал меня. А басурмане били. Пока не узнали, что я сын воеводы. Тогда они даже накормили меня, но потом привязали к дереву и охрану поставили. А потом, гляжу, они уже мертвы, а мне некто в пятнистой одёжке уста рукой закрыл и нож достал. Я мыслил, всё, убивать будет, а он мне узы разрезал и на ноги поставил. И молвит, мы пришли тебя спасти, только не кричи.
Сеня Траутман улыбнулся и кивнул, а Феодор поклонился ему, затем мне, и продолжил:
– Спаси вас всех Господи, княже. Но надо доложить государю о ляхах и крымчаках.
– Не бойся, Феодоре, – сказал я. – Сделаем. А какие силы в городе?
– Полк пеший из двенадцати сотен. Две конных сотни. Тридцать две пушки.
– Старые пушки-то?
– Других-то нет, княже.
– А есть здесь место, откуда видно город? – спросил я у Захара.
– Есть, как не быть. Соловьиная гора, на полночь.
Я посадил Захара на коня перед собой, и, когда мы тронулись, спросил его, вспомнив былину, которую мы изучали в воскресной школе:
– Неужто в честь Соловья-Разбойника, с которым дрался Илья-Муромец?
Мальчик впервые улыбнулся:
– Старики бают, что так.
Ехать туда было минут, наверное, с десять. Верхушка у горы была голая, и с неё открывался великолепный вид на прекрасный древний город на обрывистом холме над Десной, окруженный мощными дубовыми стенами, и на поля и посады, его окружавшие. Но то, что творилось вокруг него, можно было описать словами из той самой былины:
Супостаты были везде. По-восточному пёстрые шатры, над одним из которых развевался голубой флаг, располагались на востоке, там, где факелами догорали избы пригорода; вокруг них сновали чёрные фигурки, причём у меня сложилось впечатление, что сразу несколько из них тянули за волосы каких-то женщин. Далее на запад посады не горели – наверное, гордые шляхтичи решили, что городу не устоять, и всё, что вокруг, станет их добычей. Тут и там реяли трехязыкие польские флаги – такие же красные, как и русский, но с еле различимым белым орнаментом; если мы находились бы хоть немного ближе, то я увидел бы вышитого орла на фоне белого латинского креста. Батареи орудий, расставленные по периметру, то и дело изрыгали из себя снопы огня. Стреляла и русская артиллерия, но реже.
У меня опустились руки, но Саша неожиданно сказал:
– Ну что ж. Ситуация обнадеживает. Тем более, Ноготков-Оболенский, если верить тому, что о нем писали, воевода неплохой, грамотный. Сделаем, наверное, так…
6. После битвы
Знаете, как бывает, когда вокруг тебя все крутится с поразительной быстротой, а ты сидишь и ждешь, чем все это кончится. Вот и я, как главнокомандующий объединенными измайловскими силами, видел бой со стороны и особой опасности не подвергался. Зато теперь именно князь Николаевский сидит в гостях у Феодора Иоанновича Ноготкова-Оболенского.
Вообще-то, скажу честно, я рвался в бой, но, как мне доходчиво объяснил Ринат, «только тебя там не хватало». И смягчил это напоминанием, что я – министр иностранных дел и особа, приближенная к императору… тьфу ты, царю[15]. Мне пришлось куковать на Соловьиной горе в компании Захара и двоих солдат, поставленных обеспечивать мою драгоценную безопасность, и, весьма вероятно, не пущать меня в направлении боевых действий. По крайней мере, когда я подался вперед, сержант Захарьин схватил меня за плечо:
15
Императором первым себя назвал Лжедмитрий, подписывавший свои указы Demetrius imperator – "Димитрий император", но Россия официально стала империей лишь при Петре I.