– Примерно так, граф. Бо не мы начали эту войну, а Речь Посполитая, когда решила поддержать крымский набег – и послала туда своих солдат. Сколько вам понадобится времени на дорогу в Варшаву?
– Не менее трёх недель, князь.
– Причём есть вероятность, что вам придётся ожидать ледостава при переправе через некоторые реки.
– Именно так.
– Хорошо. Исходим из двух месяцев на дорогу – я имею в виду, туда и обратно – и двух недель пребывания в Варшаве. Кроме того, мы будем не в Чернигове, а в Москве, что удлинит дорогу ещё на неделю.
– Мы сможем там быть не позднее четырнадцатого февраля.
– По григорианскому календарю?
– Да, князь.
– Тогда, граф, я буду вас ждать в Москве не позднее первого марта. До этой даты мы согласны на перемирии на основе существующих границ с учётом перехода Любеча под нашу юрисдикцию.
– У меня есть полномочия согласиться на это условие. Но, молю вас, князь, скажите мне, что вы собираетесь делать с поляками, пребывающими в вашем плену?
– Вас, наверное, интересуют в первую очередь именитые пленники.
– Да, именно они.
– Их мы отвезем с собой в Москву. Имейте в виду, что все они виновны в преступлениях, наказание за которые – смертная казнь.
– Но вы согласитесь на замену… этого… выкупом?
– Здесь примерный порядок цифр, – я протянул ему ещё одну бумагу. Тот взял её, не глядя, лишь уточнив:
– А что с паном епископом?
– И его тоже… Кстати, граф, мне кажется, что Россия и Польша могли бы если не дружить, то хоть возобновить торговлю друг с другом. Полагаю, что это было бы в интересах и Речи Посполитой, и России.
– Я тоже так думаю, князь.
– Тогда, если от вас придёт и торговая делегация, полагаю, мы сможем прийти к взаимовыгодному соглашению.
11. Восток – дело тонкое
В тот же вечер состоялся банкет в честь ясновельможных панов, как мне это ни было противно. Но созвал его Ноготков-Оболенский, так что пришлось соответствовать. Как ни странно, все было цивилизованно – кроме, наверное, того, что наши польские друзья, кроме самого графа, упились в хлам меньше чем за час. И Любомирский, смотря на свесившиеся со скамей туши в дорогих заблеванных одеяниях, изрек по-немецки:
– Простите нас, князь, и вы, воевода. Недостойных я с собой людей привез. В Москву я их с собой не возьму.
На следующее утро, они отбыли по дороге на юг, в Киев. Я с некоторым злорадством наблюдал, как трое товарищей Любомирского больше напоминали мешки с картошкой, чем опытных всадников. Впрочем, странно было, что они вообще держались в седле после перепития.
Около одиннадцати часов утра мне объявили о прибытии посольства из Бахчисарая. Я приказал встретить их так же, как и поляков – вежливо, но без лишних церемоний. Как ни странно, дети степей оказались намного умнее, чем благородные шляхтичи. Ко мне, кланяясь, вошли несколько богато одетых личностей – вероятно, перемешанных с европейцами, один даже был русоволосым. Подойдя ко мне, он склонился передо мной и передал мне два сундучка и грамоту, составленную, как ни странно, по-русски.
В одном сундучке было золото, в другом, поменьше – разноцветные камни. У кого они были награблены, я решил не спрашивать – мало ли что… А вот в грамоте было указано примерно следующее: виноват, исправлюсь, больше не буду. Точнее: хан предлагал подписать мирное соглашение на любой отрезок времени, выкупить всех пленников, и отпустить домой всех русских полонян, которые находятся в Крыму и еще не проданы – для этого, он запретил продажи русских, включая русских из Малороссии, в ожидании моего ответа. Это мне, скажу честно, понравилось, равно как и то, что, в отличие от поляков, речь шла обо всех пленных, а не только об именитых.
Я поблагодарил Мустафу-бея – так звали их главного – и предложил им сначала отобедать и отдохнуть, заверив его, что его предложение меня заинтересовало. Обед был намного более приятным времяпровождением, чем ужин с поляками. Манеры у крымчаков были изысканней и, кроме того, от поляков, даже от Любомирского, разило давно немытым телом. И это несмотря на то, что они были нашими родственниками-славянами. Но, как оказалось, татары оказались намного более похожими на нас в вопросах гигиены.
Пока их распределяли по покоям, мы с Ринатом обсудили их предложения, а затем связались с Москвой, после чего я набросал наши мысли на сей счет. Мы решили предложить мир на тридцать лет. Потом, подумал я, Крым можно и присоединить, но это лишь потом – нужна хорошо оснащенная и многочисленная армия, ведь нужно не только побить крымчаков, но и удержать полуостров. Более того, в любую подобную войну ввяжутся и османы. Так что лучше повременить.