— Что с вами? — спросила она. — Вы молчите…
— Потому что боюсь.
— Чего?
— Шокировать вас каким-нибудь неосторожным словом! Семь раз я прокручиваю его на языке и на седьмой отказываюсь произнести.
Она засмеялась:
— Вот и глупо! Я все могу понять!
Вряд ли ее слова убедили его. Тогда, собрав все свои силы, словно для того, чтобы преодолеть препятствие где-то внутри себя, она медленно произнесла:
— Я хотела вам сказать, что для меня самоубийство — это нечто вроде болезни, которая внезапно поражает вас… Если я совершила эту глупость, это преступление, то только потому, что Бог отвернулся от меня в ту минуту…
Она остановилась, выдохшаяся и счастливая тем, что договорила свою мысль до конца.
— Это означает, что Бог отвернулся от вас потому, что несколько месяцев назад вы с таким доверием пришли ко мне?
— Нет, — прошептала она, — я так не считаю.
— Но вы в этом не уверены!
— Это так далеко!
— Для меня — нет.
— Я не хочу больше об этом вспоминать.
Они шли молча. Жители квартала выгуливали собак вдоль покрытого травой газона. На скамейке подкреплялся какой-то клошар.
— Что вы намерены делать потом? — спросил Козлов Франсуазу. — Удалиться от мира, уйти в монастырь?
Вот они опять — язвительный тон, сверлящий взгляд, которые ей так не нравились.
— Почему вы так говорите? — прошептала она.
— Потому что, вновь обретя Бога, вы отказываетесь от радостей жизни! Чрезвычайно любопытно, что для некоторых набожных душ вера — это синоним паралича или отсутствия желаний. Они страшатся земного счастья, дабы не оскорбить того, кто, однако, сотворил землю.
— Я не боюсь земного счастья, — сказала она. — Но я хочу, чтобы оно было прочным и чистым.
— Вы требуете невозможного!
— Я не думаю, что для меня невозможно выйти замуж, создать семью, стать матерью…
Разыгравшаяся собака, доставая закатившийся мяч, ткнулась Козлову в ноги. Он отстранил ее и продолжал:
— Вы меня успокоили, моя маленькая Франсуаза. Я боялся, как бы вы не поставили перед собой слишком высокую цель. И каким вы представляете себе этого человека — вашего будущего мужа?
— Не знаю.
— Каким должно быть его главное качество?
— Он должен меня любить.
Козлов задумался.
— А я, Франсуаза? Меня вы любили?
Она сочла делом чести быть искренней.
— Да. Иначе, как вы считаете, я пошла бы на то, что я совершила?
— А сейчас вы меня еще любите?
— Нет.
— Потому что я вас разочаровал?
— Может быть…
— Или же потому что вы меня боитесь?
— Боюсь?.. С чего бы мне вас бояться?..
— Я вам скажу: у вас создалось впечатление обо мне как о человеке, на которого нельзя рассчитывать, который не хочет остановиться, связывать себя, строить…
— Вы мне уже повторяли все это!
— А если бы сегодня я сказал другое?
— Не понимаю.
— Если бы я попросил вас выйти за меня замуж?
Франсуаза потеряла дар речи. Она почувствовала, как в ней сразу перемешались возбужденность и нежность, удивление, испуг и переполненность счастьем. Он не понимает, что говорит, он сошел с ума, от него нужно бежать!..
И поскольку она молчала, Александр тряхнул головой и слегка засмеялся:
— А почему бы и нет? Мне нравится периодически пересматривать свои взгляды! Достоинство человека — в способности время от времени ставить свою жизнь на какую-нибудь карту! Предположим, сегодня я все ставлю на карту брака! Жизнь покажет, что это даст!
— Вы смеетесь надо мной! — сказала она едва слышно.
Он принял серьезный вид.
— Я над собой смеюсь, Франсуаза! — пробормотал он. — Над собой и над своими теориями. Я дошел до того, что признался вам в любви. Я кружу вокруг этого очевидного факта, рыча от ярости. И вместо того, чтобы сделать вас счастливой, оскорбляю вас, причиняю боль… Не думайте больше об этом! Мы не станем мужем и женой, потому что вы этого не хотите. Впрочем, для вас, бесспорно, так будет лучше. У меня в кармане нет ни гроша, очень скромное место в обществе, невыносимый характер… О, вы счастливо отделались! И я в результате — тоже!.. Пойдем! Надо выпить и отметить это!
Он схватил ее за руку и повел на каменную лестницу, которая вела к набережной. Она не понимала, что произошло. Какой поворот на сто восемьдесят градусов! Жонглер, клоун! Но у него был такой несчастный вид. В этом пальто с обтрепанными рукавами! Они вышли к улице.