— Меня и кирпич может случайно убить. А знаешь, сколько случайный смертей на дорогах. И от случайных грабежей умирает пол процента земли. А если у меня грипп случится, то я тоже могу случайно умереть, — срывается голос на крик, и он не остается в долгу.
— Но это не случайность!
Звенящая тишина. Полумрак. Еще пару минут назад я купалась в этом, в его близости, в осознании, что он живой, а теперь мне хотелось исчезнуть. Раствориться. Стать самой темнотой и навсегда забрать в свои объятия Макара.
— Мы справимся, — шепчу, не хочу терять надежду.
— Мы, — отбивает он метрономом слова, вбивая тупой конец кола мне в сердце, — ни с чем. Справляться. Не будем.
— Что?
— Нас нет.
— Ты лжешь! — не сдерживаясь, кричу я, ощущая, как меня сотрясает дрожь. — Как ты можешь так нагло врать?! Я люблю тебя! Я буду с тобой! В горе! В радости! Мы, — нажимаю, — справимся!
— Твои романтические чувства, твоя проблема. Это был просто отличный трах, и он закончился, — лицо, как камень, ни тени усмешки, эмоций.
— Трах? — не могу поверить. Взлеты и падения. Зависимость и агония. Просто трах?
— Да, отличный качественный. Ты быстро всему научилась.
— Скотина! — истерика как змея душит. — Как ты можешь! Да у тебя и не встанет на другую! Ты сам говорил! Говорил, что хочешь меня всегда!
— Чего только не сделает мужчина, чтобы телка дала в задницу.
Рев огласил вязкую тишину палаты.
Это кто? Я так кричу?
Я набрасываюсь на все еще раненного Макара? Я ору ему в лицо и царапаю ногтями щеки? Вспоминаю порочное движение внутри себя. Сначала тесная боль, успокаивающий шепот, а потом удовольствие, ослепляющее, сводящее с ума, и мой крик, пока член тараном рвет: «Еще!».
Меня, сопротивляющуюся, захлёбывающуюся криком и слезами, выносят из палаты на руках и сажают в машину. Слышу холодный, без тени жалости голос Данилы. Не надо меня жалеть, я и сама с этим отлично справлюсь.
— Так будет лучше. Ты же понимаешь.
— Не понимаю.
Глава 2
Когда в душе поселяется тьма отчаяния, свету там нет места. Именно поэтому уже третий день я не открывала шторы в своей комнате в общежитии. И хоть девчонки, да и Паша были недовольны — не возникали. Наверное, боялись, что я вскроюсь или повешусь.
У нас в комнате зачем-то висит отличный крюк. Никто не знает, зачем его повесили, так же никто не знает, когда я встану с кровати.
А зачем мне вставать? Куда идти? Для чего жить? Вся моя жизнь была сосредоточена в сердце, которое вырвали, растоптали, разбили хрупкий панцирь моей души и разбросали обломки по свету.
И да, так нельзя себя вести. Нельзя зацикливаться на том, для кого ты оказалась просто дыркой для слива своей похоти. Нельзя верить, что бандит может полюбить искренне. Со всей силой страсти. Нельзя самой любить бандита.
Но разве в жизни все поддается объяснению? Разве можно объяснить, как на земле появилась жизнь, и почему небо голубое. Разве можно объяснить, почему я, обиженная на Макара, уже ищу возможность к нему вернуться. Любую возможность.
Найти парня, который будет меня домогаться, и попросить защиты? Подкараулить его, украсть, соблазнить, когда он будет расслаблен? Какой еще бред можно придумать? Тем более, это мне самой может выйти боком.
Еще можно попросить денег, он точно даст, но скорее всего через кого-то. Можно заявить, что я беременна, но разве он дурак, чтобы поверить в чудо.
Три дня, казалось, тянулись целую вечность. Медленно, словно жизнь замерла в определенной точке, и только один человек мог завести меня, как стрелки часов снова. Снова вдохнуть жизнь.
С Макаром вообще сложно спорить, если он что-то решает, лучше согласиться, чтобы не огрести. Но мне нравятся его решения. Мне нравится его ум, его раскатистый голос. Мне нравится, как резко, грубо он прижимает меня к себе, не отпускает, трахает до потери пульса, пока дела не оторвут его от меня снова.
Дела, дела. Как у него дела? Выписался ли из больницы, промыл ли раны, оставленные моими ногтями.
На фоне мыслей и тихого шепота, испуганных за мое состояние друзей, я услышала стук. Резкий, как порыв ветра. Оглушающий, как удовольствие от проникновения любимого большого члена.
Я вскочила с кровати, чуть не падая. Друзья тут же встрепенулись, и Паша придержал меня за локоть. Ноги после долгого лежания затекли.