В миг, когда потухает пламя, ему кажется, будто он теряет свободу, теряет себя. Однако последнюю неделю огонь всё чаще давал о себе знать. В порыве гнева, с каждой его вспышкой, становилось труднее держать его в заточении. Он стремился наружу. Мечтал вырваться и превратить всё живое вокруг в пепел, пылая до самых небес. Лазарь понимал, что скоро не сможет противиться этому жгучему желанию и воплотит его в реальность. Та девушка в метро была не первой, кого Лазарь неосознанно поджёг, и этот фокус с «возвратом» срабатывал не всегда, иногда огонь сам принимал решения. Он будто становился живым. Осознание этого заставляло бояться. Бояться и ненавидеть свою силу. Но она не могла возникнуть просто так. Должны быть причины. И эти причины парень решил разузнать любой ценой.
Вскоре ужин был готов. Мать и сын сели за небольшой, накрытый узорчатой скатертью стол и приступили к еде. Было около десяти вечера, а солнце всё никак не хотело садиться за горизонт, и день не стремился передать мир во власть черноглазой ночи.
Ужин удался на славу, и довольная мать разливала игристое вино в высокие прозрачные бокалы. Но Лазарь был больше не в состоянии держать всё в себе:
— Извини. Я не хочу портить твой праздник, но я больше этого не вынесу. Нам нужно поговорить… Лиза.
От неожиданности мать застыла, вовсе не замечая, как шипучая жидкость начинает стремительно выливаться из бокала на стол. Женщина вздрогнула и, резко поставив бутылку, вскочила со стула. Молча схватила тряпку и принялась безжалостно тереть стол.
— Нет, — проговорила мать сквозь зубы, борясь с желанием заплакать. — Нет! Только не снова! — Она отбросила мокрую тряпку в сторону и уставилась на серьёзно настроенного юношу. — Ну к чему снова возвращаться к этой теме?! Всё ведь было так хорошо! — Лиза всячески пыталась оттянуть щемящий сердце разговор. Она боялась, что узнав правду, Лазарь отвернётся от них, что они больше не будут семьёй.
— Не всё! — выпалил он, шумно поднявшись, и ударил ладонями о стол. — Я должен это знать! И сегодня ты расскажешь мне всё!
Женщина поджала губы и плюхнулась на стул. Повернула голову к окну, скрестив на груди руки в знак протеста.
— Прошу… расскажи мне. Где сейчас моя настоящая мать? — спокойным тоном произнёс он. Лазарь глубоко втянул воздух, пытаясь усмирить пламя, бушующее внутри.
— Я же уже говорила, — безразлично ответила женщина, по-прежнему не отводя взгляд от окна. — Она умерла.
На мгновенье утихнувший огонь вспыхнул с удвоенной силой. Лазарь был на пределе. Температура тела начала стремительно подниматься.
— Лиза! Я знаю, что это ложь! Ты совсем не умеешь врать! Ты…
— Лучше бы она умерла! — перебила она. Женщина подняла глаза, наполненные слезами, на ошарашенного таким заявлением паренька.
— Как ты можешь такое говорить?! Она же твоя сестра!
— Лучше спокойно умереть, чем каждый раз, день за днём переживать то, что с ней происходит! — По её покрасневшим щекам потекли тонкие ручейки. Женщина уткнулась лицом в ладони, чтобы хоть как-то спрятать прорвавшиеся слёзы.
Лазарь терпеть не мог женских слёз с самого детства. Они задевали его сердце, создавая неприятные ощущения. Когда он был маленький, его приёмные родители постоянно ругались, от чего мама всё время плакала. Мальчик понимал, что причина их разборок он сам, и это доставляло огромное чувство вины. С тех пор прошло много времени. Всё было тихо и спокойно, мама больше не плакала. Слёзы заменила вечно весёлая улыбка. Но шрамы на сердце так и не рассосались.
Парень напряжённо вздохнул. Он не мог больше смотреть на то, как вздрагивают плечи Лизы при каждом всхлипе. Лазарь спокойно подошёл сзади к стулу, где сидела дрожащая женщина, и нежно обнял её.
— Прошу тебя, я должен знать, мама, — успокаивающим голосом произнёс он.
Женщина прижалась к его рукам, не в силах остановиться. Лиза не любила, когда он называл её по имени. Она всегда старалась заменить ему мать, которую он и не знал, и делала всё, лишь бы только мальчик любил её. Когда Лазарь, ещё будучи в школе, случайно узнал, что он приёмный, это чуть не разбило ей сердце. Но, к её счастью, мальчик не стал на этом зацикливаться (и всё же глубоко в душе она понимала, что это только вопрос времени), и их жизнь влилась в прежнее русло. Однако с тех пор он иногда называл её Лизой. Это происходило лишь в тех случаях, когда мальчик хотел достучаться до неё, поговорить о чём-то важном или просто был зол. Таких моментов она пыталась избегать, из-за страха потерять любимого сына.