Глава 10.
- Как же относятся ваши родители к тому, что вы живете с котенком вдалеке от них?
Оу, а мы продолжаем беседу?
Кажется, мне нужно было тщательно думать над своими ответами, прежде чем открывать рот, потому что я абсолютно не понимала, что творилось с этим доктором.
- Мои родители мертвы.
Доктор Рич вскинул голову, всмотревшись в мои глаза, когда проговорил неожиданно нежно:
- Сожалею.
- Спасибо… - я сдержанно кивнула, пытаясь сосредоточиться на разговоре, хотя я снова чтобы старательно не думать о его губах и этом лице, которое сейчас было так близко, что я могла бы почувствовать на своих губах его дыхание, если бы не эта чертова маска, - на самом деле я их не помню. Они погибли в автокатастрофе, когда мне было 3 года.
Но доктор Ричардсон по-прежнему нависал надо мной, что пришлось снова поднять глаза, чтобы посмотреть на него.
Боже!
Так близко!!!
Его лицо было так близко, что я затаила дыхание, отчаянно цепляясь за каждую незначительную деталь, с упоением рассматривая то, что могла видеть.
Каждую черную ресничку.
Размах его бровей.
Мягкую складочку, пролегающую между ними, и как же мне хотелось стянуть с него эту маску, чтобы потянуться вперед и коснуться его губ хотя бы на мгновение.
Когда его черные ресницы дрогнули, я с ужасом и восторгом поняла, что доктор Рич смотрит на губы.
МОИ ГУБЫ.
Словно смог услышать все то, что крутилось в моей шальной голове.
Перестав дышать, я смотрела на него огромными глазами, боясь даже шелохнуться и разрушить эту атмосферу интимности между нами. Мне казалось, что вокруг нас скоро начнут пылать мелкие электрические разряды, потому что кожу покалывало и в горле пересохло, словно я бежала по Сахаре добрую милю без единой капельки воды.
Я понятия не имела, о чем в тот момент думал доктор Ричардсон, надеясь только на то, что он не пытался с близкого расстояния рассмотреть нет ли у меня кариеса?
Когда доктор Ричардсон моргнул, словно встрепенувшись, я поняла, что волшебный момент был безвозвратно потерян.
Поспешно и резко он занял своё место за ширмочкой, сосредоточившись снова лишь на мой руке.
А я с неожиданной грустью думала над тем, есть ли смысл прокусить губу, чтобы он снова обратил на меня свой пылающий взгляд?
- И кто воспитал вас, Кэтрин? - мне показалось, что его голос прозвучал слегка хрипло, но я старалась уже об этом не думать, считая минуты, когда смогу остаться наедине с собой в палате.
Мне нужно было больше личного пространства.
Мне нужно было просто побыть в одиночестве, не вздрагивая каждый раз от его голоса, и не пытаясь уловить момент, чтобы поглазеть на него.
Это было глупо, это было неправильно, потому что он был всего лишь чертовски сексуальным доктором, а я – всего лишь очередной пациенткой.
Да, так и было, и с этой мыслью на меня накатила жуткая усталость.
- Тетя и бабушка.
- Они живут в твоем родном городе?
- Да. Операция ещё будет долго длиться?
- Вы устали лежать, Кэтрин?
- Да.
Он смерил меня быстрым задумчивым взглядом, на секунду отвлекшись от своей работы, и наконец кивнул:
- Уже почти закончили. Осталось наложить повязку.
Какое счастье!
Больше мы не пытались говорить и поддержать светскую беседу.
Доктор Ричардсон напряженно завершал свою работу, я же тихо лежала, уже не пытаясь посмотреть на него, погружаясь в свои мысли и мечтая лишь об одном – наконец-то уснуть в тишине, покое и одиночестве.
Когда он убрал ширмочку, и поднялся, стягивая с рук резиновые перчатки, заляпанные небольшим количеством крови, а я с облегчение вздохнула – ну вот и всё!
Моя рука была аккуратно забинтована белоснежным бинтом, и я по прежнему её абсолютно не чувствовала.
Я зашевелилась на кушетке, пытаясь приподняться, но доктор Ричардсон сверкнул своими синими глазами:
- Лежите. Сведите к минимуму вашу активность. Я позову медсестру, и вас увезут в палату.
Я послушно улеглась, чувствуя, как меня захватывает глубокая печаль и тоска.
Отчего то мне хотелось, чтобы доктор Ричардсон сказал своим красивым глубоким голосом: « Молодец, котенок! Ты отлично справилась!», заставив моё тело затрепетать и покрыться мурашками, а мою душу довольно замурлыкать.
Я бросила взгляд на него, но мужчина буквально излучал холод и силу, не обращая на меня никакого внимания, отчего хотелось съежиться.