„В виду значительнаго распространенія цынги— писал далее г. Глушков,—весьма малочисленнаго персонала при вверенной мне больнице, значительнаго наплыва как амбулаторных, так и стаціонарных больных, я лично сам не мог принять на себя хотя какую-либо организацію помощи в этих селах, вследствіе чего является крайнею необходимостью приглашеніе санитарнаго отряда в Ташолкскую волость, так как вся она почти целиком охвачена цынгой. При этом врач пояснял, что „за последнее время, судя по данным амбулаторіи вверенной ему больницы, цынга проявляется в весьма значительном количестве, увеличиваясь с каждым днем почти по всему участку, так что можно с положительностью сказать, что нет ни одного села в участке, в котором нельзя было бы обнаружить от 5 до 10 заболеваній цынгою..."
Но возвращаюсь к нашему пріезду в Ташолку.
Мы дружески встретились с К—овым, который пригласил нас к себе,—он снимал большую крестьянскую избу,—здесь за стаканом чая мы долго просидели у него в разговоре о голодовке, цынге и деятельности лиц, работавших на голоде от самарскаго частнаго кружка и Краснаго Креста. Затем, закусив чем Бог послал, мы расположились у него на ночлег, решивши на следующій день утром осмотреть больничку для цынготных и все столовыя, устроенныя в Ташолке для детей и „лиц с ослабленным питаніем".
IX.
На другой день мы поднялись довольно рано, так как, помимо всего прочаго, спанье на грязном полу крестьянской избы, при чем роль матраца исполнял жидкій плед, отнюдь не могло вызывать желанія оставаться подольше в этой импровизированной постели.
Только-что мы уселись за самовар, как в комнату вошел молодой человек, лет 25, в тужурке студента военно-медицинской академіи. Щегольской костюм, безукоризненное белье, выхоленныя лицо и руки, наконец самая манера держаться—все это говорило за принадлежность молодого человека к известному студенческому типу. Расшаркавшись с непринужденностью человека, привыкшаго к светскому обществу, он не без некотораго апломба отрекомендовался нам. Как оказалось, это был командированный в Ташолку Красным Крестом недик 5-Г0 курса г. X. или „дохтур", как его прозвали крестьяне.
Сейчас же, конечно, завязался общій разговор на тему о цынге.
— Давно ли открыта здесь больничка для цынготных?—спросил доктор Гран.
— Всего лишь три дня тому назад,—отвечал X., покручивая свои маленькіе черные усики.
— А сколько больных принято в больничку?
— Пока поступило 13 человек, всего же должно поступить 25.
— Скажите, пожалуйста, как велико у вас общее число всех цынготных больных? — спрашиваем мы студента-медика.
Г. X. сознается, что он не знает общаго числа больных в виду того, что он еще так недавно пріехал сюда.
Точно так же он не мог сказать ничего определеннаго по вопросу о том: растет ли цынга или же, наоборот, слабеет. Только один интересный факт удалось нам узнать от г. X,, а именно, что постоянно открываются новые больные, ранее совершенно неизвестные. Так, например, 17-го апреля обнаружена целая сотня больных цынгою в соседних селах: Куроедове, Вишенках и Репьевке...
Затем разговор как-то вдруг сошел на условія жизни лиц, работающих на голоде.
Покручивая свои маленькіе усики, с явным желаніем придать им вид „стрелки", X. очень досадовал на то, что ему приходится проводить праздники в такой отчаянной глуши, как эта Ташолка. Между тем он мог бы поехать в Самару, где у него много хороших знакомых среди представителей Краснаго Креста. Они звали его к себе, чтобы вместе разговеться. Там, разумеется, можно было бы весьма недурно и весело провести время К тому же он знаком и с домом губернатора... И так далее все в том же роде.
Во время этого разговора вдруг отворилась дверь
и
и оттуда выглянула какая-то женщина, которая позвала г. X. Тот вышел; из сеней доносился женскій голос, что-то взволнованно сообщавшій медику: Минут через пять X. снова вернулся в избу.
— Что такое случилось?—спросил К—ов.
— Приходила хожалка из больницы, говорит. Матвей Алексеев больно плох... должно кончается
— Что с ним? Чем он болен? — спросил д-р Гран.
— По-моему—цынга в тяжелой, запущенной фор-
—сказал X., — и больше ничего... Однако нужно
пойти посмотреть,
и он начал было прощаться, но мы выразили желаніе итти вместе с ним.
Больничка, помещавшаяся в большой крестьянской избе, состояла из двух отделеній: мужского и женскаго. Сначала мы попадаем в женское отделеніе.
Прежде всего невольно бросается в глаза больная женщина с мертвенным цветом лица. Рядом с ней лежит другая—с страшными отеками лица, рук и ног. Как оказывается, она больна уже целые шесть месяцев, следовательно, цынга поразила ее еще в октябре месяце. Опухшія ноги были темносиняго цвета и твердыя, как дерево. Но она больше всего жалуется на рот.