Ветер завывал.
И море ярилось, чувствуя близость слабых существ, которым самое место в пучинах зеленых. Летели водяные табуны, разбивались о скалы в пенную кровь. И скала вздрагивала.
Замок с нею.
Только старая сосна оставалась неподвижной, как и дед под ней.
— Безголосому удалось дозваться, но не вышних тварей, а тех, кто некогда ушел под землю. Тогда-то и поднялись они, и развязали путы, раскрыли тайные тропы… опустела темница.
Мэйнфорду было жаль того, другого, преданного родными, проклятого и забытого.
— А вскоре началась новая война. И разделились альвы на тех, кому по душе была воля Благого короля, и тех, кто таил на него обиду… запомни, внучок, чем выше власть, тем больше вокруг нее обиженных. И поднялись знамена черные, как сама земля… и содрогнулись холмы, ибо не способна была защитить их родовая магия альвов. Пусть лишенный голоса, он обрел новые силы. И по знаку его раскрывались земли, проглатывали что альвов, что людей… пал бы король Благой, если бы не королева… бойся баб, Мэйни, одни от них беды…
Море затихло, слушая эту историю, которую наверняка уже знало, но подзабыло, ведь оно, первозданное, было огромно и историй хранило множество.
— Когда поняла она, что вот-вот лишится королевства, то и вырезала сердце у второго супруга, и поднесла его в дар Проклятому. И просила о мире… хорошо, наверное, просила, если был мир заключен. Но не принял предавшую дважды Неблагой король. Так случился Великий раскол. Альвы помнят о нем. И потомки Неблагого короля ненавидят Благой двор, а дети королевы боятся, что однажды данное Слово сотрется и война начнется вновь…
— А она начнется?
— В Старом Свете началась бы… однажды всенепременно началась бы. Альвы злопамятны и ждать умеют, но Старого Света больше нет.
Воспоминание отпустило.
Ушло, словно огромная рыбина под воду, и Мэйнфорд лишь лоб потер. Почему этот разговор раньше не всплыл в памяти? И что еще он подзабыл?
Несвоевременно как.
— Лисси, — он вклинился в словесный поток. — Покороче… и сначала.
…лица на снимках.
Дед строгий и немного смешной в старомодном своем костюме. Его снимок потемнел и утратил четкость. Стекло пошло мелкими трещинками, и потому различить изображение получается с трудом. Надо бы заменить и стекло, и снимок. Копию сделать. На память.
— Опять ты… Мэйни, может, все-таки к целителю сходишь? С какого момента ты ушел?
— Неблагой двор.
— Ах да… считается, что в Новый Свет переселились только подданные Благой королевы, но это…
— Неправда?
— Не та правда, которой стоит безоговорочно верить. Перевернутая корона — это символ Неблагого царства… и лет двадцать назад этим символом пользовалась одна корпорация.
…мама на снимке молоденькая. Хрупкая. И безобидная…
— …она поставляла кое-какие альвийские штучки. В частности, изготавливала игрушки. Не для всех, естественно. Плюшевого медведя, стоимостью в полторы тысячи талеров, далеко не каждый мог себе позволить. Впрочем, игрушки — это так, мелочи… альвийские шелка, масла, кое-какие эликсиры… медицинское оборудование. «Корона» просуществовала лет пять. А потом попросту исчезла.
Мэйнфорд повернулся левее.
Общий снимок. Парадный.
Мама очень любила такие, демонстрирующие единство семьи. Она и Джессемин сидят, взявшись за руки. Справа от матушки — отец. Рядом с ним — Гаррет. И Мэйнфорду место нашлось, и странно видеть себя со стороны, слишком хмурого, слишком массивного, неуклюжего.
Непохожего.
— Конечно, компании не исчезают бесследно, но с этой случилось именно так. И главное, что из всего, ею произведенного, остались сущие единицы… к примеру, достоверно известно о пяти медвежатах. Три находятся в музее. Один у меня. Второй — в… другой коллекции, — это Алиссия произнесла с немалым раздражением. — Твой будет шестым…
— Я рад.
— Если ты не солгал насчет номера. Этот медведь был приобретен Аниасом Ульвером, миллиардером, для своей любовницы Элизы Деррингер…
— Что?
— Аниас Ульвер, — спокойно повторила Алиссия. — Могу по буквам продиктовать. Только он уж лет пятнадцать как мертв…
— Женщина. Ты сказала, ее звали…
— Элиза Деррингер. Во всяком случае, все ее знали под этим именем, хотя оно — лишь псевдоним… это был чудесный роман. В свое время о них много писали. Он увидел Элизу в ее постановке «Волшебных снов», кстати, по альвийской легенде сделана, и влюбился. Он ухаживал за Элизой, послал ей букет роз из белого золота и купил дом на Острове.