Бен ОКРИ
ГОЛОДНАЯ ДОРОГА
СЕКЦИЯ ПЕРВАЯ
КНИГА ПЕРВАЯ
Глава 1
Вначале была река. Потом река стала дорогой, и дорога пошла в мир. А поскольку дорога однажды была рекой, она никогда не могла утолить жажду.
В той земле всех начал духи витали вокруг нерожденных. Мы могли принимать любые формы. Многие из нас были птицами. Мы не знали границ. Мы знали много радости, игр и печали. Мы радовались, потому что находились среди упоительного ужаса бесконечности. Мы играли, потому что были свободны. И мы знали печаль, потому что среди нас всегда находился тот, кто только что вернулся из мира Живущих. Они возвращались оттуда безутешные из-за навсегда оставленной любви, из-за неизбывных страданий, из-за того, что многого так и не поняли, а едва став что-то понимать, были вынуждены вернуться на землю всех начал.
И не было среди нас тех, кто хотел рождаться вновь. Нам не нравились суровость бытия, неутоленные вожделения, вопиющие несправедливости мира, лабиринты любви, равнодушие родителей, сам факт существования смерти, и особенно — удивительная слепота Живущих: они не видели, что живут среди прекрасных созданий Вселенной. Мы страшились бессердечности этих слепых от рождения людей, ведь лишь немногие из них только еще учились видеть.
Наш король был изумительным существом; иногда он являлся в виде большого кота. У него была красная бородка и глаза цвета сапфира. Рождающийся вновь и вновь, он был легендой во всех мирах. Его знали под сотнями разных имен. Обстоятельства его рождения никогда не имели значения. Он всегда жил самой необыкновенной из жизней. Кто-то может покорпеть над великими книгами жизней и отыскать его гений в разных эпохах. Порой мужчина, порой женщина, в каждой жизни он достигал невозможного. Если есть что-то общее в его жизнях, суть его гения, то это, наверное, любовь к превращениям и превращение любви в высшие реальности.
С духами-спутниками, состоявшими с нами в особом родстве, мы были счастливы все время, ибо плавали в аквамариновом воздухе любви. Мы играли с фавнами, русалками, всеми прекрасными созданиями. Нежные сивиллы, милостивые феи, равно как и безмятежные духи наших предков, всегда были с нами, купая нас в радужных лучах исходящего от них сияния. Есть много причин тому, что новорожденные плачут при рождении, и одна из них — внезапное отъединение от мира чистых форм, где все вещи созданы из волшебства, где нет страданий.
Чем счастливее мы становились, тем ближе подходило наше рождение. Приближаясь к следующему воплощению, мы давали обет, что вернемся в мир духов при первой возможности. Мы давали эти клятвы на полях с яркими цветами и под сладким на вкус лунным светом. Те из нас, кто дал эту клятву, были известны в мире Живущих как абику, дети-духи. Не все люди узнавали нас. Мы были теми, кто приходил и уходил, бессильный войти в согласие с законами этого мира. Смерть была в нашей воле. Наши обеты связывали нас.
Тех, кто нарушал обет, осаждали видения и преследовали духи. Мы находили утешение только тогда, когда возвращались в мир Нерожденных, в страну фонтанов, где наши любимые ожидали нас в молчании.
Те же из нас, кто, обольстясь посулами счастья, задерживался в мире живущих, шел по жизни с роковыми обреченными глазами, неся в себе музыку прекрасного трагического мифа. Наши рты бубнили мрачные пророчества. Наше сознание осаждали ослепительные образы будущего. Нас считали странными, потому что одной своей половиной мы всегда оставались в мире духов.
Нас часто узнавали и нашу плоть помечали бритвами. Когда мы рождались снова у тех же родителей, насечки, переходя на новую плоть, заранее клеймили наши души. И затем мир начинал плести вокруг наших жизней свою роковую паутину. Те из нас, кто умирал еще ребенком, пытались вытравить их или как-нибудь обесцветить эти пометы. Если нам это не удавалось, и нас узнавали, мы были встречаемы воплями ужаса и плачем матерей.
Не желая оставаться в мире Живущих, мы причиняли матерям сильную боль. Она возрастала с каждым нашим возвращением. Их муки становились для нас дополнительной ношей, которая ускоряла цикл перерождений. Каждое рождение было для нас одновременно и смертью от шока при встрече с грубым миром. Наше неистребимое упорство делало нас презираемыми среди духов и предков. Нелюбимые в мире духов и заклейменные в мире Живущих, мы, с нашей неспособностью устоять ни тут, ни там, нарушали равновесие между этими мирами.
Задабривая духов ритуальными подношениями, наши родители пытались помирить нас с жизнью. Также они пытались заставить нас открыть, где мы прячем тайные предметы, связывающие нас с другим миром. Мы отвергали подношения и держали эти предметы в страшном секрете. И мы оставались равнодушными к долгим безрадостным родам матерей.
Мы молили о скором возвращении домой, мы хотели играть у реки, на зеленых лугах, в магических пещерах. Мы страстно желали предаваться под солнцем раздумьям у драгоценных скал, быть радостными в вечной росе духов. Быть рожденным — значит войти в мир отягощенным странными дарами души, ее загадкой и неугасимым чувством изгнания. Все это случилось со мной.
Сколько раз я входил и выходил через эти жуткие врата? Сколько раз я рождался и умирал ребенком? И сколько раз у одних и тех же родителей? Я не знаю. Я нес в себе прах прежних жизней. И где-то в пространстве между миром духов и миром Живущих я решил на сей раз остаться в мире Живущих. Это означало, что я нарушил обет и перехитрил моих спутников. Это случилось не из-за жертвоприношений, дымящегося ямса, пальмовых и ореховых масел, или заговоров, этих кратких лечений на час, и не из-за горя, которое я причинял. И не из-за страха оказаться узнанным. Несмотря на знак у себя на ладони, я нашел способ остаться незамеченным. Может быть, я просто устал приходить и уходить. Это ужасно — вечно оставаться ни тут и ни там. А может быть, я просто захотел вкусить от этого мира, почувствовать его, узнать, перестрадать, полюбить, внести в него что-то свое, испытывая величественное чувство безмерности предстоящей жизни. Но иногда я думаю, что меня оставило здесь лицо женщины. Я захотел сделать счастливым это лицо в кровоподтеках, лицо женщины, которая должна была стать моей матерью.
Когда пришло время для церемонии рождения, поля у перекрестка сверкали от возлюбленных существ и радужных созданий, словно были усыпаны бриллиантами. Наш король повел нас к первой вершине семи гор. Долгое время его речь была молчанием. Тайна его слов зажгла в нас огонь. Он любил произносить речи. Его сапфировые глаза блестели. Он грозно сказал мне:
— Ты — озорник. Бедам от тебя не будет конца. Тебе придется пройти много дорог прежде, чем ты вступишь в реку своей судьбы. Жизнь, подобная твоей, будет полна загадок. Ты будешь защищен и никогда не будешь один.
Мы спустились в широкую долину. Это был традиционный день празднеств. Чудесные духи танцевали вокруг нас под музыку богов, брызгая золотым дождем и произнося лазурные заклинания, чтобы защитить наши души во время перехода и подготовить нас к первому контакту с землей и кровью. Каждый из нас шел один. В одиночестве должны были мы пережить этот переход — пережить языки пламени и море, сходя в иллюзорность. Изгнание началось.
Таковы мифы наших начал. Таковы истории и настроения, глубоко живущие в тех, кто укоренен в изобильной стране духов, кто не может не верить в великие мистерии.
Я родился не просто потому, что согласился остаться, но потому, что между моим приходом и уходом великие круги времени сомкнулись вокруг моей шеи. Я молился, чтобы со мной был смех, чтобы не знать голода. Мне ответили парадоксами. Для меня так и останется загадкой, как случилось, что я родился с улыбкой на лице.
Глава 2
Одна из причин, почему я не хотел рождаться, стала мне ясна, когда я уже явился в этот мир. Я был еще совсем ребенком, когда увидел в дымке, как Папу поглощает дыра в дороге. В другой раз я увидел Маму, свисавшую с ветки голубого дерева. Мне было семь лет, когда мне приснилось, что мои руки обагрены желтой кровью странника. Я не понимал, принадлежат ли эти образы к этой жизни, или к предыдущей, или к той, что еще предстоит, или же это лишь немногие из сонма образов, которые посещают умы всех детей.