Выбрать главу

Это была чудесная ночь. Бар стал свидетелем самого необычного столпотворения странности, пьянства, безумия, ран, красоты. Мадам Кото ходила среди всего этого с величайшей безмятежностью. Она казалась полностью защищенной и абсолютно бесстрашной. Я думаю, в тот вечер она заработала много денег, потому что, когда я уходил, совершила кое-что необычное: улыбнулась мне. Она была счастлива и благодарна, несмотря на весь кавардак. Она дала мне неприготовленные клубни ямса, и я пошел домой к Маме по расходящимся тропкам.

Глава 3

В комнате было полно народа. Мама вернулась рано. Она выглядела уставшей и обожженной солнцем. Непринужденно развалясь на папином кресле, положив ноги на стол, сидел лендлорд. Кредиторы и их родственники расселись на кровати и стояли по всей комнате. Они были сердитые и растерянные. Когда я вошел, все молчали. Я сразу направился к Маме. Она обняла меня обеими руками и сказала:

— Вы все должны потерпеть.

— Как мы можем потерпеть? — спросил один из кредиторов.

Другие возмущенно закивали.

— Терпение убьет нас. Нам нужно есть и торговать.

— Правда.

— Но мы заплатили большую часть денег, — сказала Мама.

— Но не все деньги.

— И не в недельный срок, — добавил лендлорд.

— Терпение никого не убивает.

— Вздор, — сказал кредитор. — Терпение убивает моего сына. Вы думаете, я могу заплатить нашему доктору терпением?

Лендлорд засмеялся и вытащил орех кола из своей просторной рубахи. Он ел один. Я смотрел, как его губы становятся красными. Мама молчала, и пока лендлорд жевал свой орех кола, крысы начали что-то грызть.

Я смотрел на кредиторов так, словно их присутствие лишает меня еды. Я ничего не говорил.

— Посмотрите на его большой живот, — усмехнувшись, сказал лендлорд обо мне.

— Оставьте моего сына.

— Все, что мы хотим — это наши деньги, — сказал один из кредиторов, уставившись на меня.

— У меня нет ваших денег, — ответил я.

— Этот мальчик еще хуже, чем его отец.

Мама внезапно встала.

— Если вы пришли говорить гадости, то покиньте нашу комнату.

Она закрыла дверь и окно. В комнате было темно, но Мама не стала зажигать свечу. То и дело лендлорд зажигал спички и оглядывал каждого. Крысы принялись грызть еще громче, и Мама запела молитвенную песню. Кредиторы не двигались. Лендлор продолжал жевать.

Когда Мама закончила петь, тишина стала еще глубже. Молча мы оставались в полумраке, пока не раздался стук в дверь.

— Кто это?

— Фотограф.

— Что вы хотите?

— Фотографии готовы.

— Ну и что?

— Вы не хотите взглянуть на них?

Лендлорд поднялся и открыл дверь. Он стоял в дверном проеме и смотрел на снимки с помощью факела фотографа. Потом он прошел в комнату. Фотограф плелся за ним с камерой на плече.

— Они хорошие, — сказал лендлорд, передавая фотографии и факел по кругу.

Кредиторы ожили и заговорили о снимках с праздника, как напился тот-то и тот-то, а глаза вон того прищурены, как у воришки. Затем лендлорд сказал, когда фотографии дошли до него:

— А почему это у Мадам Кото такое лицо?

Лицо Мадам Кото было смазано. Она выглядела, как высушенный монстр, что-то среднее между получеловеком-полуживотным и деревянной статуэткой.

— Она ведьма, — сказал один из кредиторов.

— Нет, не ведьма, — ответил я.

— Замолчи, — сказала Мама.

Когда я поближе рассмотрел снимки, мы все показались мне странными. Снимки были крупнозернистые, везде виднелись точки, что-то было размыто. Папа выглядел, как будто на одном глазу у него было бельмо, у Мамы расплылись оба глаза, дети были похожи на белок, а я напоминал кролика. Все это выглядело как праздник каких-то беженцев. Мы были скованы, на лицах читался голод, улыбки были фальшивые. Казалось, что комната была наскоро собрана из какого-то хлама, и все вместе мы казались людьми, которым неведомо счастье. Лица тех, кто улыбался, получились искаженными гримасой, как у людей, которым встали ногой на горло, а потом заставили улыбаться.

Фотограф был очень доволен результатами и надписывал цену на каждой копии. Один из кредиторов сказал, что купит один снимок, когда ему заплатит Папа. Лендлорд сказал:

— Я смотрюсь как бугор.

— Как вор.

Мама шлепнула меня по голове.

— Ваш сын похож на козла, — сказал лендлорд.

Кредиторы засмеялись. Мама сказала:

— Нам пора спать. Все вы должны выйти из комнаты.

— И так-то вы разговариваете с вашим лендлордом?

— Хорошо, все оставайтесь, — сказала Мама. — Азаро, приготовь свою постель.

Я встал в темноте, подвинул большой стол, и расстелил мат. Потом лег. Ноги кредиторов находились теперь возле моей головы. Лендлорд продолжал жевать. После короткой тишины один из кредиторов сказал:

— Ладно, если я не могу взять свои деньги сейчас, я прихвачу что-нибудь другое.

Он встал с кровати, поднял наш стол и пошел к двери.

— Доброй ночи, лендлорд, — сказал он и вышел.

Мама не двигалась. Другой кредитор, попросив лендлорда зажечь для него спичку, взял папины ботинки. Третий сказал:

— Я ничего не буду брать, а буду к вам приходить.

Фотограф сказал:

— Я приду завтра.

Лендлорд произнес:

— Скажите вашему мужу, что я хочу его видеть.

И затем все они ушли. Мама встала с кровати и подогрела еду для Папы. Закончив, она подсчитала деньги, которые заработала в этот день. Она отложила половину на покупку своих товаров, а половину — на уплату ренты. Свеча догорала и, вспыхнув в самом конце, осветила костистое лицо Мамы, тяжесть в ее глазах, вены на ее шее.

— Я видела сегодня безумного мальчика. Его привязали к стулу, и его мать плакала.

— Что же случилось с ним?

— Откуда я знаю.

Мы молчали.

— Как поживает Мадам Кото?

— Она в порядке.

— Она не спрашивала обо мне?

— Нет.

— Чем она занимается все время?

— Она сидит в своей комнате. Сегодня у нее было много странных посетителей. Она прибила к стене джу-джу. В бар пришел сумасшедший, съел ящерицу и везде пописал.

— Не кажется ли тебе, что пора перестать туда ходить?

— Нет, я не хочу.

— Почему нет?

— Не хочу.

— А что со школой?

— Мне не нравится школа.

— Ты должен любить школу. Если бы твой отец ходил в школу, мы бы так не страдали. Учись всему, чему можешь научиться. Наступает новая эра. Грядет Независимость. Только те, кто ходит в школу, будут есть хорошую еду. Иначе ты закончишь, как твой отец: с мешком на плечах.

Мы опять замолчали.

— Ты должен быть осторожен с Мадам Кото.

— Почему?

— Люди говорят о ней разное. Мы не знаем, откуда она. И это ее джу-джу, кто его сделал?

— Я не знаю.

— Не трогай его.

— А я не трогал. Но что о ней говорят?

— Ты еще маленький мальчик. Ты все равно не поймешь.

— Скажи мне.

— Иди спать.

— Она убила кого-то?

— Иди спать.

Мы снова замолчали, и Мама отложила в сторону свою корзину с товарами и деньги. Она заработала немного, и печаль на ее лице говорила: а стоит ли день за днем ходить с лотком по улицам, расхваливая свои товары до хрипоты в голосе, чтобы в конце концов получить так мало денег? Она вздохнула, и я знал, — несмотря ни на что, она будет торговать. Ее вздох был полон отчаяния, но на дне легких, в самой глубине источника дыхания также таилась надежда, поджидающая, как сон на исходе самого знойного дня.

* * *

Когда я входил в коридоры сна, я услышал громкое пение, несущееся от самых входных дверей барака. Голос был грубый и пьяный. Кто-то другой прокричал:

— Черный Тигр!

Папа распахнул дверь и вошел в комнату, похожий на плакат для устрашения. Мама вскочила и торопливо зажгла спрятанную свечу. На ее посветлевшее лицо лег отпечаток беспокойства. Папа стоял в дверях как пьяный великан. Его плечи были сгорблены. В одной руке он держал бутылку огогоро. Обе его штанины до колен были в грязи. На нем был только один ботинок. В комнате запахло пьянством и грязью. Он похрустывал шеей. Кривя рот, щурясь так, как будто реальность ослепляла его, он сказал очень громко: