Иногда казалось, что мир остановился в своем движении и солнце никогда не опустится. Казалось, что сила солнца выжигает людей из этой реальности. Как-то в полдень я сидел и думал о фотографе, когда внезапно увидел, как по улице бежит мальчик в драных шортах и развевающейся рубашке: он катил по дороге металлический обод велосипедного колеса. За ним бежали трое мужчин. Но когда он пробегал мимо фургона, ужасный свет, словно моментальная вспышка гигантской камеры, появился в небе, ослепив меня, как бриллиантами, и мальчик исчез. Я закрыл глаза. Светящиеся огни, как будто пары алкоголя, танцевали у меня на веках. Я открыл глаза и увидел, как металлический обод катится сам по себе. Мальчик превратился в собственную тень. Трое мужчин догоняли катившийся обод. Тень мальчика растворилась, а обод остановился и упал возле канавы. Я вскрикнул. Залаяла собака. Я подбежал к ободу, поднял его, подошел к сгоревшему фургону, осмотрелся по сторонам и нигде не нашел мальчика. Я спросил продавцов за столиками, не видели ли они мальчика, они ответили, что не видели ничего необычного. Я швырнул обод в сгоревший фургон, на тот день уже безнадежно заваленный мусором, и уселся, глядя на наш барак, сбитый с толку и раздраженный.
В тот же вечер я услышал, что один старик, живущий возле нас, смотрел на ящерицу, попивая огогоро в жаркий полуденный час, когда рядом с его лицом пролетел пламенно-желтый ангел и ослепил его. Я не поверил в эту историю.
Глава 2
А затем как-то раз время сдвинулось с мертвой точки и что-то в мире изменилось. Я спал на цементной платформе, и когда проснулся, то увидел, что стеклянного шкафа фотографа больше нет. Потом кто-то поджег мусор в фургоне, он разгорелся цветным пламенем, дым был черный и невыносимый, и весь день на улице пахло жженой резиной и палеными крысами.
Невозможно было спрятаться от этого густого дыма, образовавшего завесу в жарком неподвижном воздухе, от его едкости, щипавшей горло. Поэтому я ушел бродить. Из бара Мадам Кото доносилась музыка. Зал был запружен незнакомцами. Мадам Кото радостно пела, ее голос выделялся из всех голосов и шума буйного веселья. В баре пахло дешевыми духами, потом, пролитым пальмовым вином и тропическим зноем, попавшим в западню. Столики и скамейки были переставлены. Сырые бумажные носовые платки валялись на полу. Везде были разбросаны кости и окурки. Я искал глазами Мадам Кото, но видел только мужчин в ярких головных уборах, женщин в искусственных кружевах, размахивавших в воздухе белыми носовыми платками, танцующих и прыгающих под музыку о сладкой жизни. У мужчин, покрытых потом, как будто они только что вышли из стремительной реки, в уголках ртов проступала пена. Рукава и спины на платьях женщин были мокрые от пота. Я не видел места, откуда доносилась музыка.
Казалось, что я опять попал в другой бар, сделал шаг в иную реальность на краю леса. На полу были разбросаны остатки съеденной курицы и раздавленный рис вместе с бумажными тарелками, Стены были увешаны плакатами с суровыми лицами и лицами бородатыми со слегка прищуренными глазами, объявлениями, предлагавшими вступить в страшные ритуальные общества и тайные политические клики. Еще там были причудливые календари с гусями, превращавшимися в людей, календари с рыбами с головами птиц и птиц с женскими телами. Порой танцы становились такими бурными, что пара, с разгона влетев в стену, могла сорвать с нее календарь, и, поскользнувшись, шлепнуться на пол.
Все танцевали в необычном запале. Женщина схватила меня за руки. Рядом со стойкой я заметил женщину-карлика, уставившуюся на меня. Танцуя, мужчина наступил мне на большой палец. Я взглянул на карлицу, но ее уже не было. Жара стояла страшная, и я истекал потом. Женщина заставила меня с ней станцевать. Она прижала меня к себе, мое лицо уперлось в ее пах, и ее отравляющий запах вошел в меня как новый сорт опасного вина. Женщина, прижав мое лицо к себе, медленно танцевала под музыку, в то время как я задыхался в знакомой мне лихорадке, которая подпускала радиоактивного огня в мою кровь. Женщина засмеялась, оттолкнула меня и снова прижала к себе с деланой страстью, и я почувствовал, как отрываюсь от земли, стоя на земле, как у меня кружится голова и судорога пронзает меня, и, все еще не на земле, находясь почти в полете, я почувствовал, как кто-то плеснул вином мне в лицо, и я растянулся на полу среди танцующих ног в мучительном наслаждении. Женщина помогла мне подняться. Мир вокруг меня раскачивался из стороны в сторону, в глазах было мутно; женщина заставила меня сделать оборот, снова засмеялась, и продолжила танцевать со мной, тряся бедрами. Пальмовое вино стекало у меня по лицу, по шее, мешаясь с потом и приятной слабостью в коленках. Музыка и мухи жужжали вокруг моего лица. Затем мужчина крепкого телосложения встал между мной и женщиной, удостоил меня строгим взглядом и очень громко, так что ни для кого эта фраза не осталась нерасслышанной, кому-то сказал:
— Приглядывай за своей женщиной! Тут маленький мальчик хочет ее оттрахать!
Женщины взорвались от смеха. Их большие голодные глаза стали меня выискивать. Я поспешил затесаться в толпу и спрятать свое смущение за стойкой.
И там я обнаружил источник музыки. На стойке стоял зловеще выглядящий инструмент с металлической трубой, которая бы доставила удовольствие воображению колдунов. Там были диск, который крутился, ручка, которую завели духи, длинный металлический кусок с иголкой на вращающемся диске, и музыка шла из трубы, хотя никто из нее не пел. Этот инструмент показался мне идеальным для праздника мертвецов, для танцев светлых духов и красивых ведьм. Я хотел было спасаться бегством от этой нечеловеческой штуки, но потом снова подошел к ней как завороженный. Женщина в красном платье поймала меня.
Гнусавые звуки инструмента разносились в моей голове. Кто-то дал мне стакан пальмового вина. Я выпил его залпом. Они снова налили мне стакан, и я выпил. У женщины, которая схватила меня, было толстое в складках лицо. Ее пышные волосы кое-где слиплись от пота. Музыка была полна желания, томления, и женщина танцевала, словно молилась новому богу сладкой жизни. Ее глаза были подведены тенями, губы — красные как кровь, и на шее висело белое коралловое ожерелье. Женщина заливалась от смеха. Она закружила меня в сумасшедшем танце, а потом мужчина подхватил меня, закружил и передал женщине. Моя голова пошла кругом. Мухи делали сальто-мортале у меня перед глазами. Я совсем потерялся в странных джунглях этой толпы, среди великанов.
Казалось, что бар не перестает расширяться, но давка становилась все сильнее. Мне стало немного лучше, когда я опять увидел женщину в красном платье. Она танцевала с толстым мужчиной, который, по-видимому, обладал немалой властью. Он льнул к ней, ударяясь об ее пах в ритме чувственного томления музыки. И внезапно я понял, кем была эта женщина. Я аж онемел от удивления, когда сообразил, что смотрю на Мадам Кото. Ее волосы изменились, словно сам Бог во сне сделал ей прическу, весь ее макияж сбивал меня с толку, и сильная парфюмерия отвлекала мое внимание. Ее развлекло мое удивление. Она налила мне вина в голубую пластиковую чашку. Мертвая муха плавала на поверхности жидкости. Я сдул муху и выпил вино. Бар закружился по спирали.
— Мадам Кото! — вскричал я,
Она опять залилась смехом. Мужчина, танцевавший с ней, утащил ее обратно в музыку праздника, в гущу прижатых друг к другу тел.
Затем бар окрасился в зловещие цвета. Я увидел его другую сторону, почувствовал его тайные настроения. Мужчины и женщины казались лучшими образцами духов, которые обычно захаживали сюда и однажды пытались меня выкрасть. Они полностью овладели секретами маскировки под людей. Я слышал их металлические голоса и игривые флюиды их парфюмерии, но за всеми танцами и буйством я ощутил вторжение прогорклого запаха. В бар ворвался ветер, и запах стал еще хуже, словно ветер дул с болота, где умирали животные.
Потом я заметил женщин. На их венозных руках запечатлелось проклятие, конечности не соответствовали одна другой, глаза были голодные, и многие были крайне истощены. Женщины старались казаться радостными, но в уголках их ртов было написано постоянное отвращение, говорившее мне о вечных муках, которые им выдали и которые я не мог до конца понять. И, как у некоторых мужчин, когда они смеялись, языки женщин были в пятнах, совсем иссушенные. Кожа на теле местами блестела как чешуя. Я попытался убежать из бара, но никак не мог пробить себе дорогу. Я еще выпил вина. Сталкивающиеся друг с другом тела еще больше разогревались. Вдруг я увидел, как мужчина шарит рукой под столом и залезает женщине между ног.