— Она определённо согласится с тобой, — бормочу я.
— Я не думаю, что тебе нужно волноваться, — говорит Язя, затем усмехается и показывает пальцем на Пити, который плывет на лодке перед нами. — Посмотри на этого глупого опоссума.
Я делаю глубокий вдох и распрямляюсь: — Знаешь, если ждать достаточно долго, программа направляет его к тебе ближе и ближе. — Пока я говорю, он крадется вдоль края пруда в нашу сторону. Я узнала это, когда ребёнком наблюдала за игрой снова и снова. Я запомнила привычки Пити и выяснила слабые места в алгоритме, затем рассказала папе о том, как можно улучшить игру. Если бы он был более непредсказуем, игра была бы намного интереснее, вспоминю я. Папа сказал, что для этого есть слово. Достоверность. Чем более реалистична игра, тем больше стимулов в неё играть. — Причина в том, что он запрограммирован на то, чтобы быть избитым. Как будто это заложено в его ДНК.
— Бедный Пити, — говорит Язя, отшвыривая свой молоток на землю. — У него никогда не было шанса на победу.
— Ты когда-нибудь думала, что это относится и к людям? — спрашиваю я.
— Что? Что твоя ДНК определяет твою судьбу?
— Нет, — отвечаю я. — ДНК не определяет. Есть множество других вещей, которые задействованы в игре, например динамика развития. Я думала о чём-то более тайном. Как если бы наша судьба была прописана в каком-нибудь космическом коде, над которым мы не властны.
— То есть, типа твоя смерть была предопределена и ты ничего не можешь с этим поделать?
— Что-то вроде того. — Я смотрю в фальшивое розовое небо. — Но есть и другие вещи, например, что нам судьбой было предначертано стать друзьями или...— я замолкаю, не зная как сформулировать свою мысль.
— Или что? — переспрашивает она.
— Я не знаю. Как ты думаешь, может ли быть так, что двум людям было суждено встретиться и влюбиться? — Как только я произношу это, мы обе начинаем смеяться.
— Звучит как сюжет фильма!
Моё тело начинает покалывать по мере того как мысли о Бэзиле заполняют мой мозг: — Ты никогда не думала, что такое может произойти в реальной жизни?
Язя начинает было отвечать, но затем останавливается и пристально смотрит на меня. У неё всегда было то, что наши личностные тесты называют Средне Преувеличенной Эмпатией. Вроде как она может прочитать чьи-то мысли, просто посмотрев на тебя или догадавшись по твоей интонации. — Что-то случилось? — Она придвигается ближе. — Ты кого-то встретила? Это тот парень, о котором ты недавно упоминала?
Медленно я киваю. Затем по моему лицу расплывается широкая улыбка, и прежде чем я осознаю, слова выскакивают из меня и я рассказываю, как встретила Бэзила в «АРОМАТАХ», о его генераторе запахов и как он пригласил меня на встречу. Наконец я произношу: — Я не могу объяснить почему, но я всё время думаю о нём, и у меня это странное чувство...— Я сажусь и прижимаю руку к груди.
— Какое чувство? — подозрительно смотрит Язя.
— Такая ноющая, тяжёлая боль в груди. Это не рана. Это почти прекрасно. И мой желудок будто свихнулся. И моё сердце бешено бьётся, а ладони потеют и я постоянно его вижу. И не могу перестать думать о нём.
Язя смотрит на меня слегка озадаченно и удивленно: — Тебе нужно сказать об этом твоей маме. Может быть, как раз из-за этого твой желудок издает все эти странные звуки.
— Урчание началось до того, как я его встретила, но ты хотела бы услышать самую странную часть?
— А есть ещё что-то более странное?
Я колеблюсь.
— Говори, — требует она.
— Ладно, — говорю я, — Но ты должна пообещать мне, что не взбесишься.
— Что? — она придвигается ко мне ещё ближе.
— То же самое происходит с ним.
Язя отодвигается и качает головой: — Это ненормально.
Разочарование ползёт по мне, словно тень, и я чувствую, что спускаюсь с небес на землю. — А мне плевать! — кричу я в фальшивое небо надо мной. — А может, нам суждено были встретиться.
— Ха! — смеётся Язя и хватает свой молоток. Краем глаза я вижу, как Пити ползёт в нашу сторону. Она приседает, затем быстрым движением ударяет Пити по голове: — Похоже, что моему молотку было суждено встретиться с его черепом.
Я смеюсь, когда мы смотрим, как бедный Пити бегает по кругу, переваливаясь с ноги на ногу, а над его головой летают искусственные голубые сойки. — Ай, ты меня сделала! — кричит он и падает в траву и исчезает, превратившись в букет завядших жёлтых цветочков.
— Остаётся надеяться, что моя судьба уготовила мне лучшую участь, — говорю я.
* * *
После посещения Арены Развлечений я глотаю ещё одну голубую дозу синтамила, так что мой желудок будет молчать, пока я нахожусь рядом с мамой. Когда я захожу в гостиную, вижу что всё семейство собралось вместе с лучшей подругой родителей Ахимсой ДюБуа.
— А вот и ты, наконец-то! — восклицает папа. — Мы уже заждались тебя.
— Зачем, что происходит? — спрашиваю я, опасаясь что они знают, о моих планах. Но папа сияет от радости, и меня осеняет: — Запуск нового продукта?
Мой папа никогда не выглядит более счастливым, чем когда выпускают его новое детище. Я клянусь, его зелёные глаза сияют ярче, а песочного цвета вьющиеся волосы даже подпрыгивают, как будто заряжаются его энергией. Ахимса же, напротив, впитывает каждый киловатт его возбуждения, будто она является чёрной дырой, поглощающей свет. Как всегда, она спокойная и элегантная, с длинными, изящными руками, красивым носом и огромными серо-зелёными глазами, подчёркнутыми подводкой, которые внимательно впитывают каждую деталь её окружения. С тех пор, как я себя помню, её густые чёрные волосы всегда были подстрижены в одном и том же стиле: зачёсанные назад короткие волосы, создающие летящий образ. Бабушка Эппл называет её Женщина-птица. Как и мои родители, она хранит молчание. Они все вместе учились в университете, но она быстро продвинулась по карьерной лестнице в Едином Мире, таща за собой моих родителей, пока её не назначили гендиректором два года назад, и она не сделала моих родителей лидерами проектов в своих областях.
— Мне необходимо было увидеть нашу первую группу испытуемых, — Говорит Ахимса, потрепав меня по щеке прохладной рукой. — Как твои занятия? — спрашивает она, делая шаг назад и изучая меня, скрестив руки на груди.
— Нормально, — говорю я, пожимая плечами.
— А твое межличностное общение?
Я закатываю глаза, отчего она начинает смеяться.
— Да, я знаю, говорит она, — необходимое зло для личностей выше среднего. Нам нужно делать исключений для таких одарённых детей как Талия, — говорит она, обращаясь к моей маме.
— Для неё полезно общаться с детьми её возраста, — произносит мама, переводя взгляд с меня на бабушку Эппл.
— Хватит болтать! — папа ведёт себя, как ребёнок, которому не терпится показать свою любимую игрушку. — Идите, смотрите, что я вам покажу.
Мы все собираемся вокруг низкого столика в гостиной. Мы напоминаем детей на праздничной вечеринке в ожидании распаковывания подарков, когда папа достаёт маленькую серую коробку и кладет её на ладонь. — Вот, — говорит он, торжественно поднимая крышку, — это последнее поколение Гизмо Единого Мира. — Он достаёт маленький чёрный аппарат, размером с половину его ладони и толщиной с палец. Я смотрю на Ахимсу. Её глаза сияют от гордости.
— Выглядит точно так же, как и нынешний, — говорит бабушка Грейс.
— Да, этот так, — оправдывается папа. — Но он может делать то, чего не мог ни один другой Гизмо.
— Он может делать кое-что, на что не способно ни одно устройство на планете вне стен лаборатории, — добавляет Ахимса.
— Излечивать мужское облысение? — шутит дедушка Питер, поглаживая себя по лысой голове. Мы все смеёмся, даже бабушка Грейс.