Она отталкивает мою руку.
— Не трогай! Так можно повредить микросхему. — Она проверяет наличие соединения и убирает свой Гизмо в карман.
— Пластырь никак не нарушает твоей личной неприкосновенности. Он регистрирует только данные о твоём организме.
— Как будто это не личное!
Мама сужает глаза и хмурит брови, отчего становится очень похожа на свою мать.
— Нгуэнское лицо, — говорю я. Она вопросительно приподнимает бровь. — Нет, правда, ты становишься очень похожа на бабулю Грэйс, когда злишься на меня.
На уроках биологии мы составляли геномные карты своих бабушек и дедушек, родителей и свои собственные, чтобы выяснить происхождение тех или иных черт фенотипа. Уверена, существует ген дефицита юмора, который передаётся от вьетнамских предков моей мамы, поскольку бабуля Грэйс самая серьёзная женщина из всех, кого я знала, возможно, поэтому она такой хороший гематолог. Кровь — это не смешно.
Мама резко поднимается с дивана.
— Было бы здорово найти тебе специалиста, который разберётся в твоих показателях и назначит лечение.
Мы обе понимаем, как страшно это звучит. Специалист — это последняя надежда, к его помощи прибегают лишь в случаях, когда традиционная медицина бессильна, и всё что остаётся — попробовать некий экспериментальный метод лечения, который, как рассчитывает врач, станет прорывом в медицине и принесёт ему патент.
— Только дед Питер, — говорю я.
Мама расхохоталась. Когда смеётся, она становится похожа на своего отца; та же широкая улыбка, те же сияющие глаза. Всю жизнь я слышала истории о том, каким замечательным педиатром был дедушка, как он делился пайком своей семьи с голодающими детьми во время войн. Из-за этого они с бабулей ругались и едва не развелись. Сложно было ужиться её прагматизму с его великодушием. Мама говорит, по принятому раньше делению на расы, бабуля была типичной азиаткой, а дедуля — афро-американцем. Она считала, что история чернокожих дедушкиных предков сделала привычной заботу о самых незащищённых. Я никогда не соглашалась с ней. Думаю, дед и бабушка просто очень разные, и их происхождение совершенно ни при чём.
— Обнимашки и чмоки дедушки Питера не добавят в твой синтамил недостающих элементов, — говорит мама, заканчивая сортировать почту. Она терпеть не может, когда накапливался спам.
— Кстати, Гретхен переслала тебе кое-что от ВиртуМагов, — говорит она мне. — Тебе нужны новые брюки.
— У меня полно джинсов и юбок,— я встаю с дивана и натягиваю мини-юбку.
Она в очередной раз удивлённо поднимет бровь.
— Талия, мы ведь уже обсуждали это. Никаких старомодных вещиц, как эта, — она показывает на мою юбку. — Вообще, из чего она?
— Из хлопка. Это такая винтажная натуральная ткань. Спасибо за внимание!
Она смотрит в потолок, как будто солнечный свет подзаряжает её терпение.
— Я в курсе, что такое хлопок, Талия. У тебя на этой неделе Межличностное Классное Собрание. Ты не можешь пойти туда в старых шмотках бабушки Эппл. Что подумают инструктора?
— Кого это волнует? Это даже не уроки. Больше смахивает на четырёхчасовое маркетинговое исследование в завуалированной фокус-группе, если тебе интересно. Практической пользы — ноль.
Мама качает головой и вздыхает.
— Во-первых, это неправда. Во-вторых, нам с папой не всё равно, что подумают учителя.
— Учителя? — фыркаю я.
— Талия, — начинает она, но я перебиваю: — Как раз папе всё равно, — говорю я, и она не возражает, поскольку прекрасно это знает.
— И, кстати, я лучше пойду на "живой" шоппинг.
— Я бы назвала это "убивающий время" шоппинг, — неуклюже шутит мама, и сама же усмехается. — Если тебе не нравится то, что я выбираю тебе, подбери свой стиль.
— Мне обязательно нужно увидеть вещь воочию и потрогать, чтобы понять, нравится она мне, или нет.
Она отрывается от монитора, чтобы одарить меня убийственным взглядом.
— Кроме шуток, ты из какого века вообще? — Это её коронный вопрос. Этот вопрос я слышала от неё всё детство, с тех пор, как начала читать и предпочитала бумажные книги электронным.
— Ладно, раз уж тебе так нравится, сходи. Выбери что-нибудь приличное, чтобы произвести благоприятное впечатление.
— Мне нравится ощущать прикосновение хлопчатобумажной ткани, — говорю я и сажусь, чтобы просмотреть свою почту на главном дисплее.
— По химическому составу коттинель практически идентичен хлопку, — говорит мама.
— Практически. Но всё-таки не то же самое.
— Не начинай.
— Твоя одежда выращена в микробиологических лабораториях, из бактерий и плесени.
— Хватит, — мама предостерегающе смотрит на меня. — Почему Астрид никогда не фильтрует новости для тебя? — она указывает на то, как я вручную пробираюсь через дебри заголовков.
— Для этого мне нужно отыскать свой Гизмо.
— Ты потеряла Гизмо?— она смотрит на меня, будто я лишилась конечности.
— Да нет, дома где-то валяется.
— Ты хуже бабушки Эппл.
— И чем же я плоха?— бабуля Эппл энергично поднимается из подвала, седые кудри подпрыгивают в такт шагам. В руках у неё клубок верёвки и пара заострённых штырей.
— Не бери в голову, — заявляет мамочка и продолжает общаться с Гретхен.
— Гизмо, — говорю я одними губами бабушке, которая чертит знаки пальцем в воздухе, желая знать причину шумихи.
От раздавшегося смеха, мамина спина напрягается, хотя она и пытается притвориться, что игнорирует нас, пока кладёт в карман свой Гизмо, затем объявляет: — Мне снова нужно в лабораторию.
— Но ведь сегодня же пятница, — говорит бабушка.
Мама поднимает глаза: — И что?
— Время для семьи, — с надеждой произносит бабушка, хотя я вижу, как поникли её плечи, признавая поражение.
— Это указано в расписании? — спрашивает мама.
— Но Лили, так происходит каждую пятницу, — говорит бабушка.
— Ну, если ты не внесла это в расписание… — мамин голос замолкает. — Это не так уж сложно, Ребекка. Мама всегда разговаривает с бабушкой таким тоном, как будто она маленький ребенок, который не понимает преимуществ большого и страшного Интернета. — Талия или Макс научат тебя за две минуты. Тебе просто нужно сказать своему персональному помощнику… Как её зовут?
— Энни, — сухо отвечает бабушка.
— Просто скажи Энни скоординировать все наши календари с повторяющимся событием. Тогда мы будем синхронизированы, и когда Гретхен будет проверять мой ежедневник, чтобы составить список дел....
— Я знаю, как это делается, — проясняет бабушка. — Просто это не кажется необходимым.
Я включаю главный экран.
— Мы можем устроить семейный вечер без мамы, — говорю я бабушке, пытаясь избежать ещё одной неудобной лекции о семейной жизни между ними.
Бабушка улыбается мне, но я вижу в её глазах усталость: — Конечно, ангелочек. Она держит в руках клубок ниток. — Я собираюсь научить тебя вязанию.
Я замечаю мамино желание закончить разговор, когда она набрасывает на плечи куртку. Прежде чем уйти, она говорит: — Внеси в расписание семейный ужин. Устроим его на следующей неделе.
— Конечно, — говорю я ей в спину, отлично понимая, что этого никогда не случится. — Ты, я и папа? — спрашиваю я бабушку, когда двери закрываются.
— Сомневаюсь, — говорит она, указывая на мигающий на главном экране индикатор видео-сообщения с фотографией моего папы.
Я нажимаю кнопку, и папа появляется на экране. Он в своем офисе, сутулившись, сидит за столом в окружении тихо шумящих голубых стен. — Привет, народ, простите, но я не смогу попасть на семейный ужин. Мне нужно работать допоздна. — Затем он выпрямляется и улыбается. — Но подождите пока не увидите, над чем мы работаем! Все почти закончено, и вы будете первыми, у кого это появится. Я обещаю. — Я закрываю папино сообщение и спрашиваю бабушку, что это может быть за сюрприз по её мнению.
— Механическая голова, которая сможет думать вместо тебя, когда ты устанешь.
— Последний писк моды, — вторю я ей, — тебе следует быть дизайнером.