И вдруг медведь споткнулся передними лапами, но инерция его движения была так сильна, что его занесло дальше и он перекувыркнулся через голову, изобразив сальто, из-за чего во время пируэта стал виден его живот со скатавшейся на нем шерстью.
После этого он распластался на кочке.
Тимофей, который до этого целился в него, удивленно посмотрел в ту сторону, потом на карабин, на нас. В его глазах было написано: «Я что – уже выстрелил?» Я пожал плечами. Эйвен молча смотрел на шевелящееся метрах в ста с чем-то от нас бурое пятно.
Володя, видимо, заметил медведя и остановил трактор. «Пена» замерла.
– Че, завалили?! – Володя вылез из кабины. – Я что-то даже не услышал…
Больше никто ничего не сказал, потому что раздался вопль. Я даже не понял сперва, что это был голос медведя. Он испускал какой-то жуткий крик, похожий на предсмертный визг человека, полный ужаса и боли. Я бы никогда не подумал, что огромное хищное животное способно так верещать, как до смерти перепуганная девчонка. Зэк упал в кочку своим задом, поджав хвост, и стал вертеть головой из стороны в сторону, не понимая, что происходит.
Эйвен выпустил карабин и обеими руками схватился за свой талисман. Тимофей открыл рот, и папироса упала вниз. А я сидел, вцепившись руками в брезент. Барабанные перепонки у меня буквально вибрировали, а волосы на теле торчали, как иглы дикобраза. Вопль оборвался, как резко кончившаяся магнитофонная пленка. Медведь вдруг задергался, стал биться и вырваться, как будто он попал в капкан. Потом он словно просел. Лап его не стало видно. Лишь одна голова дергалась, как задетая высоковольтным проводом. Он взвизгнул и… заплакал.
Вы когда-нибудь слышали, как плачет медведь? Я вообще раньше считал, что плач – это исключительно монополия человека. Но в тот момент я слышал, как плачет огромный зверь, плачет своим звериным басом. Это был плач прощающегося с жизнью существа. Правду говорят – перед лицом смерти все одинаковы.
– Р-Р-ААУУУУУУУ! УУАА-А-А! ММММОООООУУУУУАААА!!!
– Господи боже, что с ним?! – Тимофей уставился в сторону рыдающего зверя.
– К-капкан? – спросил я на редкость писклявым голосом.
Неожиданно совсем рядом с нами взвыл Зэк, высоко задрав голову вверх. Однажды я видел, как собака выла так по своему погибшему брату, псу из этого же помета. Зэк выл точно так же, как будто прощаясь с кем-то родным. Да вообще-то все правильно – медведь гораздо роднее собаке, чем человек.
– Злой тундра! – голосом мертвеца пробормотал Эйвен, до белизны в пальцах сжавший в руке свой амулет.
– На помощь! – Володя вдруг выскочил из трактора и побежал к медведю.
Представляете ситуацию? Беспомощное существо – человек – бежит на помощь сильному и свирепому зверю, который ударом лапы способен свалить небольшое дерево.
Но в тот момент это казалось естественным – мы слышали плач, плач живого существа, взывающий о помощи. И мы, побросав оружие, бросились вслед за Володей. Лишь Эйвен, чуткий к любой букашке, почему-то остался в пене, превратившись в статую, и сжав губы так, что на их месте осталась узкая полоска.
– Ничего не пойму! – растерянным голосом воскликнул Тимофей. – Здесь что, трясина?
Медведь пропал. На его месте осталась лишь потревоженная кочка с примятой травой. А между округлых тел кочек булькала влага. Все вокруг было забрызгано мелкими брызгами крови. Глубоко дыша, мы растерянно озирались. Что здесь произошло? Зверь словно провалился сквозь землю. Но как? Там, в полуметре от верхнего слоя почвы матовое стекло вечной мерзлоты. Еще я ощутил – или мне просто показалось – что подо мной кочка пошевелилась и где-то там, в глубине, медведь последний раз подал свой голос. Я инстинктивно отпрыгнул назад.
– Пойдем отсюда! – вдруг сказал Тимофей и огляделся вокруг. Его рука машинально похлопала по бедру, как бы проверяя, на месте ли его добротный охотничий нож.
Мы поплелись назад и за всю дорогу не проронили ни одного слова. Зэк, и тот замолчал и только внимательно смотрел на нас своими умными карими глазами. Дойдя до тихо бормочущего трактора, мы увидели еще одно не менее странное зрелище. В «пене», по пояс раздетый, стоял Эйвен, глядя куда-то поверх нас. Его тело было полным, с желтоватой кожей и узкими плечами. От правого соска по животу у него шли три длинных белых шрама. Правой рукой, как повелось со вчерашнего дня, он сжимал амулет, а левой потирал эти шрамы.
– Эйвен, ты чего? – глухо спросил Володя. События последнего полчаса выбили устойчивый реальный мир из-под его ног.
Эйвен молчал. Он перестал тереть шрамы и замер. Потом повернул голову в одну сторону, в другую, и пробормотал: