Когда потерпел крушение паром «Эстония», она лежала с гриппом и смотрела «Крестного отца».
Более ранние воспоминания включали The Clash в Хувет, подкрашенный блеском для губ поцелуй на школьной вечеринке в третьем классе и день, когда она в первый раз отперла дверь дома в Гамла Эншеде и назвала его своим домом.
Но миг, когда исчез Юхан, она так и не могла вспомнить.
Там навсегда осталось черное пятно. Десять минут, которые стерлись из памяти. Которые украл алкаш из «Грёна Лунд». Переосвежившийся сантехник из Флена, случайно заехавший в столицу.
Шаг в сторону, взгляд вверх. Юхан и София висят в корзине, поднимаются, и кружится голова, хотя Жанетт прочно стоит на земле. Какое-то перевернутое головокружение. Снизу вверх, а не наоборот. Башня кажется такой хрупкой, сиденья – примитивно сконструированными, и любая неисправность в воображении Жанетт оборачивается катастрофой.
И вдруг – звук разбившегося стекла.
Возбужденный голос.
Кто-то плачет. Корзина ползет все выше. Какой-то мужчина угрожающе приближается к Жанетт, она отстраняется. Юхан, хохоча, что-то произносит.
Скоро они окажутся в самой высокой точке.
– Убью, д-дьявол!
Кто-то толкает ее в спину. Жанетт видит, что мужчина не в состоянии контролировать свои движения. Алкоголь сделал его ноги слишком длинными, суставы закостеневшими, а оглушенную нервную систему – слишком медлительной.
Мужчина спотыкается и мешком валится на землю.
Жанетт поднимает взгляд. Косо свисают, болтаются ноги Юхана и Софии.
Корзина ненадолго останавливается.
Мужчина поднимается. Лицо в царапинах от камешков и асфальта.
Детский плач.
– Папа!
Малышка лет шести, в руке розовая сахарная вата.
– Пойдем, папочка! Я хочу домой.
Мужчина не отвечает. Он озирается в поисках противника, на которого можно было бы излить свое разочарование.
Жанетт, движимая полицейским рефлексом, действует не раздумывая. Она касается плеча мужчины и произносит:
– Послушайте, успокойтесь-ка.
Ее цель – направить мысли скандалиста по другому пути. Увести его от недовольства.
Мужчина оборачивается. Глаза мутные, красные. Печальные и разочарованные, почти пристыженные.
– Папа… – повторяет девочка, но мужчина не реагирует. Он таращится в никуда, взгляд расфокусирован.
– Ты еще кто такая? – Он стряхивает руку Жанетт. – Пошла на хрен!
У него изо рта пахнет чем-то едким, губы покрыты тонкой белой пленкой.
– Я только хотела…
В тот же миг Жанетт слышит, как корзина начинает падение. Вопли смешанного со страхом восторга заставляют ее сбиться, потерять бдительность.
Она видит Юхана – волосы дыбом, рот широко открыт в громком крике.
И видит Софию.
Она слышит девочку.
– Нет, папа! Нет!
И поэтому не замечает, как мужчина рядом с ней заносит руку.
Бутылка бьет Жанетт в висок, и в глазах чернеет.
Мыс Принца Эугена-Вальдемара
Подобно людям, которым всю жизнь капитально не везет, но которые все же не теряют надежды, Жанетт Чильберг в своей полицейской ипостаси испытывала стойкое отвращение ко всему, от чего хоть немного веяло пессимизмом.
Она никогда не сдавалась. Поэтому когда сержант Шварц, словно провоцируя ее, принялся ныть о плохой погоде, усталости и о том, что они застряли на месте в поисках Юхана, последовала единственно возможная реакция.
Лицо Жанетт налилось краской.
– Ну и черт с тобой! Катись домой, все равно от тебя толку ни хрена!
Подействовало. Шварц попятился, как пристыженный пес, а Олунд индифферентно остался стоять. Жанетт так разозлилась, что рана под повязкой запульсировала.
Немного успокоившись, Жанетт со вздохом махнула на Шварца обеими руками:
– Понял? Ты свободен.
– Идем… – Олунд взял Шварца за локоть, намереваясь увести. Сделав несколько шагов, он обернулся к Жанетт, изобразив на лице оптимизм.
– Мы присоединимся к тем, на Бекхольмене. Может, там от нас будет больше пользы?
– Нет, не «мы». Шварц едет домой. Ясно?
Олунд молча кивнул в ответ, и вскоре Жанетт осталась одна.
Сейчас она стояла, широко раскрыв глаза и окоченев от холода, напротив кормы корабля-музея «Васа», и ждала Йенса Хуртига – тот, едва получив известие об исчезновении Юхана, прервал отпуск, чтобы принять участие в поисках.
Увидев полицейскую машину без маркировки, медленно приближавшуюся со стороны Галэрпаркена, Жанетт поняла: это Хуртиг, а с ним кто-то еще. Свидетель, который утверждает, что видел какого-то мальчика одного у воды вчера поздно вечером. Они с Хуртигом уже говорили по рации, и Жанетт понимала: не стоит слишком надеяться на показания этого свидетеля. И все же она убеждала себя не отказываться от надежды, будь та надежда тщетная или нет.