Сородичи выпрыгнули из кузова грузовика, который вспахал клубок из покорёженного металла и горящего прометия. Рясы братьев тут же воспламенились, и они слепо заковыляли в стороны, упрямо отказываясь умирать, пока пара еретиков на мотоциклах не изрубила их, пронесшись мимо. Разогнавшийся багги метнулся влево, но его колеса загорелись, коснувшись пылающей лужи, и машина вышла из-под контроля. Взвизгнув тормозами, она врезалась в проезжающий мотоцикл, сцепилась с ним и, кружась, рухнула в пропасть, увлекая за собой неприятеля.
— «Серебряный Круг»! — рявкнул Азайя в вокс, заранее зная, что не получит ответа. Командный грузовик ещё виднелся среди пожарища, но его изящная передняя часть быстро плавилась. Когда машина избранного когтя поравнялась с эпицентром взрыва, второй люк в кабине грузовика открылся и из него выбрался аколит, немедленно сгоревший в неистовом жаре.
— Предательство честно! — прошипел вокс, каким — то образом притягивая взгляд Азайи к громоздкому объекту на другой стороне пылающего ада. Хотя тот и не двигался, его контуры размывались в раскаленном мареве, и видение походило то на угловатый мотоцикл, то на рогатую железную тварь. Гигант, что восседал на металлической химере, не менялся, оставаясь едва различимой тенью, но избранный коготь чувствовал, что незнакомец наблюдает за ним.
— Сожги оковы лжи, друг, — сказала ему тень.
— Берегись! — крикнул Бхарбаз одновременно с тем, как шальная пуля оцарапала Азайе голову. Обернувшись, избранный коготь увидел еще один мотоцикл, летящий навстречу грузовику. Его наездница выпрямилась в седле, держа в каждой руке по пистолету. Длинные волосы развевались за спиной женщины, которая обрушивала на верующих пулевой град. Она была легкой мишенью, но ответные очереди с грузовика пролетали мимо, огибали ее, будто сам ветер сбивал наводку стаббера.
«Сам этот мир — предатель», — вспомнил Азайя слова матери.
Еретичка прыгнула за миг до того, как мотоцикл врезался в грузовик и взорвался. Ударная волна швырнула её в небо, словно ядро из пушки. Женщина приземлилась в задней части кузова на согнутые ноги, с объятой пламенем спиной. Когда братия Спирали кинулась на неё, еретичка, кружась на месте, открыла беглый огонь и затянула псалом гортанным легато.
«Она тоже великанша», — понял избранный коготь, когда мотоциклистка выпрямилась в полный рост. Неплотно скрепленные фрагменты брони расходились в стороны над её вздувшимися мышцами. Голову женщины защищала стальная коробка, усеянная заклепками, с прорезью, из которой смотрели налитые кровью глаза. То, что он поначалу принял за волосы, оказалось мотками колючей проволоки с вплетенными в них талисманами из обсидиана.
— Неверная! — взревел Бхарбаз, пролетев мимо Азайа и не обращая внимания на попадающие ему в грудь пули. Костяная коса аколита рванулась вперед и отсекла правую руку берсеркера, а другая когтистая лапа схватила ее за запястье левой. Они были одинаково сильны, но у женщины было только две руки. Она зарычала, когда ее враг вогнал ей в грудь ятаган своей третьей. Его клинок легко прошел сквозь сбитую из лоскутов кирасу. Азайа увидел, как ее глаза расширились в экстазе, их зрачки полыхнули, а из-под шлема дым повалил.
— «Дикий огонь»! — завопил он, но опоздал. Забрало неверной взорвалось, и она выплюнула поток огня — исходящий, казалось, из самой ее души, — прямо в лицо Бхарбаза. С черепа аколита потекла плоть.
— Избранный коготь! — Прошипел вокс, словно откуда-то издалека. — Азайя…
Труп Бхарбаса рухнул на спину, обугленный череп сорвался с шеи в момент удара о пол кузова. В следующий миг тело мотоциклистки рассыпалось углями под тяжестью собственного доспеха. Сквозь красную пелену Азайя услышал, как в клетке беснуется Цикатрикс, а затем до него снова донесся вокс-призыв, настойчивый и полный боли.
— Помоги мне, сынок.
Достигнув дальней стороны моста, Гхарз сбросил скорость, развернул мотоцикл и остановился. Машина взревела, объятая жаждой продолжить резню, но он усмирил ее хлестким щелчком презрения.
— Успокойся.
Обратив на мост пустые глазницы, Гхарз оглядел внутренним взором запятнанных Спиралью дегенератов. Они собирали жалкие остатки отряда вокруг последнего уцелевшего грузовика — восстанавливали порядок и с нечеловеческим упорством готовились отразить следующую атаку. В них не было страха — вообще никаких эмоций, за исключением смердящих мук павшей Сестры и ее отродья. Кое-кто мог увидеть иронию в том, что столь бездушных созданий возглавляют такие пропащие души, но Гхарз был слеп к подобному, как был он слеп и к радостному возбуждению товарищей-Искупленных.