— Вот мы и встретились, женишок, — а в следующее мгновение он обхватывает мою шею руками так, что я не могу дышать.
Китнисс заряжает лук и целится. У меня мутнеет в глазах. Еще немного, и я задохнусь. Катон смеется прямо в ухо, его совсем не пугает тот факт, что напротив стоит девушка, готовая убить его, ведь он защищен от ее оружия.
— Стреляй, и он полетит вместе со мной! — кричит он и еще сильнее сжимает мою шею.
Неужели я умру вот так? Именно сейчас, когда мы так близко подошли к финалу? Не от смертельно ранения, голода, ядовитых ягод, а от рук человека, благодаря которому я смог задержаться тут так долго? Другого выхода нет. Если Китнисс выстрелит в него, мы упадем с Рога вместе. Если не выстрелит — я задохнусь, а потом ей в одиночку придется сразиться с Катоном. Очевидно, что тут даже не о чем думать.
Собственных сил у меня едва остается для того, чтобы открывать и закрывать глаза. По ощущениям голова вот-вот взорвется от давления. Руки противника сжаты каменной хваткой, я не смогу ударить его или даже укусить. Жалко, что Цеп перед смертью не переломал ему его мерзкие руки. Китнисс должна выстрелить Катону в голову прямо сейчас, иначе шанс будет упущен.
Мерзкие руки…
Китнисс…
Идея приходит ко мне чертовски вовремя, как раз за несколько секунд до потери сознания, и я, не медля, провожу рукой по окровавленной штанине, а потом рисую собственной кровью на руке Катона крестик. Китнисс понимает все гораздо быстрее, чем я ожидал. Стрела со свистом пролетает мимо моего подбородка и вонзается точно в середину метки. Катон отдергивает руку, а дальше мне остается только подтолкнуть его к краю, что я и делаю. Последнее, что вижу, это глаза моего противника, наполненные страхом.
Китнисс оттаскивает меня дальше от края, и я слышу крик. Такого крика в своей жизни я еще не слышал. Переродки настигают Катона очень быстро. Теперь они отомстят ему за каждую смерть, за каждую пролитую каплю крови, за каждую слезинку, пророненную по его вине.
Начинаю глубоко дышать, пытаясь восстановить дыхание, и крепко прижимаю к себе Китнисс. Теперь мы будем вместе. Теперь никто и ничто нас не разлучит. Она тоже обхватывает меня двумя руками и утыкается носом в грудь, то ли так же тяжело дыша, как и я, то ли плача. Не могу понять этого, потому что все вокруг занял один единственный звук — крик Катона. Пронзительный и душераздирающий. Он будто в каждом сантиметре воздуха.
Теперь его кольчуга причиняет сплошные муки, потому что не дает спокойно умереть. Он сражается, потому что вперемешку с его криками слышны предсмертные вопли переродков. Его не хватит надолго, и это всем понятно, только вот, готов поспорить, что в Капитолии сейчас ни один человек не отвернется от экрана, ни один зритель не обвинит распорядителей в жестокости. И только в дистриктах все будут молиться о скорейшей смерти бедного парня, у которого были все шансы, чтобы победить.
Примерно через час мы слышим, как Катон падает, а его нож со звоном ударяется о железный Рог. Он еще жив, и переродки тащат его внутрь Рога. Крики на миг прекращаются, а потом возобновляются с новой силой. Теперь этот звук эхом разносится по всей поляне. Утыкаюсь носом в волосы Китнисс, и она прижимается ко мне всем телом. Так хочу ее укрыть от этого кошмара, отправить в Капитолий прямо сейчас, сделать, что угодно, только бы она не слышала всего этого, но официально мы еще не победили. Катон должен умереть, а сейчас, я думаю, он и сам бы рад, только зрители вряд ли останутся довольными, если финал получится незапоминающимся. Переродки запрограммированы причинять ему муки, а не убить. Только вот его муки передаются и нам. Внутри все сжимается с каждым его воплем.
Уже играет гимн, но фото Катона так и не показывают на небе, пушка еще не стреляла. Китнисс уговаривает меня сделать перевязку. Задираю штанину и вижу, что раны от когтей этих монстров куда хуже раны от меча.
— Нужно наложить жгут, по-другому кровь не остановится, — говорит она.
— Хорошо. Делай, что считаешь нужным, — пытаюсь выдавить подобие улыбки, но сил у меня едва ли хватает, чтобы просто сказать ей это. Вокруг нас целая лужа моей крови, и она не прекращает вытекать из трех глубоких рваных ран. Откидываюсь назад и крепко прикусываю губу, чтобы не закричать от боли, пока Китнисс перевязывает мне ногу. Не хватало еще к крикам Катона прибавить свои собственные. У меня получается вытерпеть процедуру, хотя рот наполняется соленой кровью из губы.
Температуру снижают еще сильнее. Китнисс дрожит, и я предлагаю ей залезть в мою куртку. Так становится теплее. По крайней мере ей. А я вообще уже не чувствую своего тела из-за потерянной крови. Знакомое чувство головокружения и ощущение нереальности происходящего снова возвращаются. Давно не виделись, старые друзья.