Потом набираюсь смелости и смотрю на свою рану сквозь порез в штанине. Сказать, что я ничего ужаснее в жизни не видел, значит — ничего не сказать. Сил в теле совсем не остается, и я ложусь на мягкий мох. Он сделает незаметным мое лицо, а одежду скроет глина, когда подсохнет. Закрываю глаза и сразу же отключаюсь.
Когда открываю глаза, вижу над собой флаг Капитолия и слышу гимн. Мой мозг будто затуманен, но я все равно узнаю погибших. Диадема и Линда. Это значит, что Китнисс смогла сбежать, а Катон не умер. И еще это значит, что теперь на меня ведут охоту трое профи. Возможно, они забудут о Китнисс хотя бы ненадолго. Да, надеюсь, что так и будет, потому что нет ни малейшей вероятности, что я когда-нибудь сдвинусь с этого места.
========== Глава 20. Новые правила ==========
Я потерял столько крови, что теперь не могу различить, когда сплю, а когда нет. У меня нет ни оружия, ни еды, ни воды. Утром я пью росу с растений, которые растут вокруг, а днем хватает сил доползти до воды, чтобы напиться и покрыть свое тело очередной порцией глины. Одежду она прикрывает паршиво, поэтому нарываю мха и укрываюсь им, как одеялом. К вечеру мои дела совсем плохи. Уже не могу пошевелить ногой и даже не просыпаюсь от гимна, поэтому не знаю о погибших.
Во всем моем теле теперь существует только одно чувство — боль. Она разносится все с новой и новой силой. Нога теперь больно пульсирует и немеет. Это даже хуже, чем просто боль. Когда я открываю глаза, то не могу разобрать, какое сейчас время суток. Мне снятся кошмары, но я не запоминаю их. Будто нахожусь в постоянном трансе. Во рту все пересыхает, а в животе настолько пусто, что кажется, что он касается позвоночника. А самое ужасное то, что я даже не знаю, сколько времени тут нахожусь.
К счастью, в следующий раз просыпаюсь утром и опять могу выпить росы с растений. Пару капель воды, кажется, спасают мою жизнь. Мне противно от мысли, что сейчас я настолько беспомощный и бесполезный, что лучше бы мне было умереть. Лучше бы тогда Катон не промахнулся, и мой труп уже везли домой. Хотя, судя по самочувствию, это случится уже очень скоро.
Интересно, моя мать разрешит отцу потратить деньги, чтобы купить мне участок земли на кладбище или меня похоронят на заднем дворе под деревьями? Всегда любил сидеть там, особенно летом. Ветки деревьев создавали тенек, птички пели свои песенки, мне даже удавалось иногда украсть яблоко. Я любил такие дни, правда, мать всегда орала на меня и называла трутнем. А я все равно продолжал сбегать в свой сад и сидеть там часами. Неужели мне придется теперь целый век провести там?
Настолько привыкаю к мыслям о скорой смерти, что они не пугают, а радуют. Ведь никто не знает, что будет после того, как ты перестанешь дышать, и твое сердце остановится. Пустота? Новая жизнь? Что бы это ни было, сейчас оно тянет меня к себе. И, наверное, это нормально. Я ведь лежу тут уже неизвестно сколько дней и вот-вот умру.
Как жаль, что не могу попрощаться с Китнисс. Если подумать, то со всеми своими родными я уже распрощался, а с ней нет. Последний раз, когда мы виделись, я толкал ее в лес и кричал, чтобы она быстрее уносила от туда ноги. А вдруг она уже умерла, а я даже и не знаю об этом. Лежу тут, истекаю кровью, а ее чистый и переодетый труп уже везут домой. Нет! Даже думать об этом не хочу! Она не может умереть, она должна вернуться! Вот бы узнать, жива она или нет… Жаль, что нельзя ни у кого спросить…
Отключаюсь в очередной раз, когда наступают сумерки, и опять пропускаю объявление о погибших. У меня нет сил даже шевелить пальцами. Боль в бедре усиливается и разрастается на всю ногу. Мох, которым я укрыл одежду, будто пустил корни, и теперь я не могу шевельнуться. Очень хочу пить и есть, и мой мозг из-за потери крови будто в тумане. Не могу долго думать о чем-то одном, потому что мысли путаются. Перед глазами стоит постоянная пелена, и мое тело, оно будто стало чужим. Будто меня заточили в тело другого человека, и я не могу выбраться. И еще не могу долго находиться в сознании. Вырубаюсь через каждые пять минут, а когда просыпаюсь, то не могу понять, сколько времени проспал.
Просыпаюсь утром и понимаю, что опять пропустил вечернее объявление. Теперь даже не знаю, сколько трибутов осталось в живых. Я не слышал пушку ни разу, но это не значит, что она не стреляла. Меня тошнит от постоянного чувства голода. Еще никогда в жизни не чувствовал себя так плохо. Может, из меня вытекла вся кровь? Но тогда, почему я жив… Или я уже мертв?
Мне стоит больших усилий открыть глаза и посмотреть вокруг. Голова просто чугунная и неподъемная. Приподнимаю ее на пару сантиметров, но уже через секунду роняю обратно. Слишком сложно. Неужели нельзя просто умереть?!
Интересно, как сейчас ведут себя все мои близкие и родные. Ну мать, наверное, работает целыми днями, а братья? А отец? Они тоже решили поскорее смириться с мыслью о моей смерти? Говорят ли они обо мне? Смотрят ли Игры? Считают ли предателем или убийцей? Оставляют ли у себя в душах надежду на то, что я вернусь?
Опять отключаюсь, и впервые за долгое время мне снится сон, хотя, скорее, это мое воспоминание.
Был день моего рождения. У нас в семье не принято дарить подарки или отмечать праздники, потому что это пустая трата денег (по словам мамы). Но тот день я запомнил навсегда. Утром я встал как обычно рано и пошел на кухню, но там было пусто. В комнате братьев тоже не было. В спальню родителей мне ходить запрещалось, но я решил рискнуть и проверить, но там тоже было пусто. Тогда я решил пойти в свой сад и порисовать палкой на земле. И когда я вышел во двор, то увидел братьев и отца. Они хором закричали мне: «С днем рождения!» и кинулись обнимать. Мне было так приятно, что они не забыли, но даже это оказалось не все. Меня ждали подарки. И даже не один, а несколько. Средний брат украл из кладовки для меня пакетик изюма и кураги, старший где-то раздобыл новенький альбом для рисования, а отец испек ночью печенье. Такие маленькие подарки, но для меня они были бесценны. Потом ночью я поровну разделил все сладости между братьями, и мы вместе принялись их есть. Это был мой лучший день рождения.
Такие воспоминания грели мое сердце, и я старался сохранить их в своей памяти в мельчайших деталях. Смех братьев, добрые глаза отца, веселые перешептывания моих друзей в школьной столовой, песенку маленькой Китнисс, ее неподдельную улыбку каждый раз, когда она была с Гейлом. Я прокручивал все это в голове раз за разом, будто, если я забуду, то сразу же умру.
От радостных воспоминаний меня оторвал грохот. Он был настолько громким, что я смог очнуться. Взрывы раздавались один за другим в течение нескольких секунд. Сразу понимаю, что это: бомбы, которые оберегали припасы, активировались. А это значит, что кто-то подорвался на них. Значит, какой-то трибут погиб. Возможно, это рыжеволосая девушка, которая уже воровала припасы однажды. Но пушка не стреляет.
Широко раскрываю глаза и прислушиваюсь. Через пару минут вдалеке раздаются крики, а потом стреляет пушка. Кто же это? Мог ли Пол навредить профи и подорвать припасы, а за это они его убили? Вполне возможно. Но как он смог взорвать сразу все бомбы? Может, он подговорил кого-нибудь пожертвовать собой? Мне вообще все равно, главное, чтобы это была не Китнисс. К сожалению, узнаю это только вечером. Только надо постараться не отключится опять.
Пробую шевелить руками. Они плохо двигаются, но все-таки я могу пару раз сжать и разжать кулаки, а потом пробую пошевелить здоровой ногой. Раненая совершенно не слушается. Голову я тоже поднимаю с большим трудом и слегка кручу ею по сторонам. Ничего не изменилось с того момента, как я сюда пришел. Справа речка, слева лес, и огромные валуны со всех сторон.
Но тут мое внимание привлекает кое-что странное. Большой кусок мха разместился в десяти сантиметрах от моей руки, а на нем аккуратной горкой лежат красноватые ягоды. Моргаю пару раз, думая, что это галлюцинации, но ничего не изменяется. Собираю все силы и подвигаю руку ближе к ягодам, потом беру одну, подношу ее к лицу и разглядываю. Кто здесь станет мне помогать? Никто. А это значит, что в этом есть какой-то подвох. Возможно, эти ягоды отравленные или ядовитые. Поэтому я пересиливаю свое желание есть, и бросаю ягоду обратно в кучу.