Как низко я всё же пала! Разговаривать об ЭТОМ с Хэймитчем – такое даже и в кошмарном сне не присниться! Но с другой стороны, с кем мне ещё об этом говорить? Не с Питом же! Особенное учитывая, как он на это дело болезненно реагирует.
Хэймитч обескуражено смотрит на меня.
- Ты что, прямо так и выдала ему? Без романтической прелюдии, без всего такого…?
- Чего «такого»? – мрачно интересуюсь я.
Хэймитч молча встаёт, подходит к буфету, наливает себе выпить. Залпом опрокидывает стакан.
Такими темпами мой ментор точно окончательно сопьётся. И в этом, похоже, буду виновата я одна.
- Детка, ты меня без ножа режешь! Короче, давай так… Иди и поговори с ним напрямую…
- Я уже поговорила напрямую, - бурчу я. – Теперь Пит от меня шарахается.
- А ты сделай так, чтобы не шарахался! – настаивает Хэймитч. – Китнисс, ты пойми, вам всё равно придётся сесть за «стол переговоров». В конце концов, вы живёте в одном доме и спите в одной постели! И не смей ни в чём обвинять Пита, - тут же предупреждает он. – Китнисс, пойми и пожалей парня! Ты же непробиваема в эмоциональном плане. Вспомни, например, сколько раз ты говорила Питу, что любишь его?
- Ни разу, - напрягаю память я.
А чего говорить, если это и так дураку понятно?
- Так чему ты тогда удивляешься, что Пит от тебя шарахается, когда ты ему вместо «люблю тебя, дорогой», «пошли займёмся сексом» выдаёшь?
Злюсь на Хэймитча. Но, в то же время, задумываюсь над его словами. Хоть он и пропоица, но всё же не дурак. Может, в его логике что-то и есть.
- Иди и поговори с ним, - вновь настаивает Хэймитч.
Весь этот наш разговор вызывает у меня устойчивое чувство дежавю. Невольно вспоминаю первые Голодные игры, когда Хэймитч пытался подготовить меня к интервью. Он тогда точно также искренне поражался, что я деревянная во всём, что касается выражения моих эмоций. Похоже, сейчас мы опять столкнулись со старой проблемой.
- Хорошо, - нехотя выдавливаю я. – Но за последствия я не отвечаю.
***
Торчу в душе дольше обычного. Когда выхожу, Пит, в тёмных пижамных штанах и белой футболке, уже лежит на своей половине кровати. Вроде спит. Но не факт.
- Пит. Пит, - тихо зову его я. – Ты спишь?
В ответ тишина.
Забираюсь на кровать. В наглую тормошу его.
- Пит. Не спи. Надо поговорить.
Пит нехотя открывает глаза, поворачивается ко мне. Устало смотрит на меня.
Обманщик! Да у него сна ни в одном глазу!
- Что ещё, Китнисс? Ты мне ещё что-то хочешь предложить?
- Ничего я тебе предлагать не собираюсь! – злюсь я. – И про то предложение тоже забудь. Это я, не подумав, брякнула.
- Договорились.
Пит снова поворачивается ко мне спиной, поудобнее устраивается на подушке, явно намереваясь продолжить прерванный сон.
- Пит! Ну, Пит! – вновь тормошу его я.
Пит, тяжело вздыхая, поворачивается ко мне, приподнимаясь на локтях.
- Слушаю тебя, Китнисс. Что ты хочешь мне такого важного сказать?
- Почему ты на меня злишься? – напрямую спрашиваю я. – Мне казалось, ты, наоборот, должен был обрадоваться. Моему тому… - смущаюсь, - … ну… глупому предложению.
Пару секунд Пит пристально смотрит на меня, словно пытаясь понять степень моего лицемерия. Неприятное ощущение, скажу я вам. Затем садится на кровать.
- Ты действительно хочешь знать, почему я злюсь? – в его голосе звучит не столько вопрос, сколько вызов.
- Да, хочу.
- Я злюсь потому, что оказался полным дураком. До вчерашнего дня я искренне считал, что у тебя не было ничего серьёзного с Гейлом. В физическом плане, - уточняет он.
На этот раз уже мои брови удивлённо ползут вверх. Не понимаю, к чему это он клонит?
- Ты это сейчас о чём?
- О том, что девушка, которая с такой лёгкостью предлагает заняться сексом, наверняка, очень хорошо знает, о чём идёт речь. Видимо, вы неплохо развлекались с Гейлом, пока я «гостил» в Капитолии у президента Сноу, - сарказм вперемешку с болью.
Ошарашено смотрю на Пита, отказываясь верить собственным ушам. Он что решил, что я и Гейл…??!!
Нет! Ну не дурак ли?! Да за кого он меня принимает? Внутри меня столько возмущения, обиды и горечи, что хочется тотчас же выплеснуть всё это на Пита. Сказать ему что-нибудь очень неприятное, задеть его мужское самолюбие, но… Внезапно до меня доходит, что он уже и так варится в своем внутреннем аду.