- Это у меня как раз в голове и не укладывается, - объясняю я Хэймитчу. - Как можно до безумия любить одних своих детей, и желать смерти другим?
- Китнисс, Пит никогда не желал смерти своим детям, - обрывает меня Хэймитч. – Не смей больше об этом ни говорить, ни думать!
- Но он же…
Хэймитч невесело вздыхает.
- Китнисс, закрой, пожалуйста, глаза и представь, как сильно Пит любит Прим и Мэтью. Представила? Давай, давай, закрывай глаза.
Несмотря на всю странность эксперимента, я всё же решаю подчиниться Хэймитчу.
- Ну, представила. И что дальше?
- А теперь представь человека, которого Пит любит ещё больше, чем своих детей. Чья жизнь, чьё психическое состояние для него дороже всего на свете.
Я усмехаюсь. Хэймитч несёт полную чушь. Такого человека просто нет.
- Прости, Хэймитч, но на это у меня не хватит фантазии. Такого человека не существует. Пит помешан на своих детях.
- Ты ошибаешься, Китнисс, - тихо говорит Хэймитч. – Этот человек – ты.
Открываю глаза, непонимающе смотрю на Хэймитча. К чему он клонит?
- Я? И поэтому он отправил меня на аборт? Шикарное объяснение!
- Китнисс, ты пятнадцать лет категорически не хотела заводить детей. И у тебя на то были веские причины, хорошо известные Питу.
- Какие?
По Хэймитчу заметно – будь его воля, он бы замял весь этот разговор, но, видимо, отступать некуда.
- Была революция, Китнисс. Так получилось… В общем, на твоих глазах погибло очень много детей. Они все сгорели заживо.
При слове «заживо» моё сердце останавливается. Перед глазами на мгновенье вспыхивает пламя. Мне даже кажется, что я слышу чьи-то отдалённые крики. Хэймитч настороженно смотрит на меня, но всё же продолжает.
- После этого ты чуть не сошла с ума. Доктору Аврелию и Питу стоило огромного труда вытащить тебя из этого состояния. Ты жить не хотела, Китнисс. Не то, что рожать! Ты и раньше до революции из-за «Голодных игр» не желала заводить детей, а после того случая…
Внутри меня всё холодеет. До меня начинает медленно, но верно доходить, почему мой муж, наступил на горло своему неимоверному желанию иметь детей и отправил меня на аборт.
- И теперь Пит панически боится, что, если ко мне резко вернётся память, и я обнаружу, что беременна, то…. Я опять свихнусь?
- Скажем так: лично я, как и он, не исключаю такой вариант развития событий. Китнисс, к сожалению, в твоей жизни было слишком много такого, о чём лучше не вспоминать.
Я встаю из-за стола. Подхожу к окну. Чувствую, как холодеют руки.
- Сегодня во сне я была сойкой-пересмешницей. Я летала над нашим Дистриктом. Только он… - мой голос дрожит от подступающих слёз и перенапряжения, - … он был полностью разрушен. Я видела руины домов. И ещё дорогу… всю усыпанную человеческими костями. Это была правда или сон, Хэймитч? Я хочу знать! – оборачиваюсь, смотрю в глаза Хэймитчу. Одного взгляда оказывается достаточным, чтобы понять…
- Правда, Китнисс. Правда, - невесело отвечает он. – Президент Сноу приказал уничтожить Двенадцатый для устрашения остальных Дистриктов. Он узнал, что часть повстанцев родом отсюда. Гейлу удалось вывести примерно девятьсот людей в лес. Остальные не послушали его. Пытались уйти в открытую по дороге. Там их и застали планолёты Сноу. Погибли все. Включая семью Пита. И от этой правды твой муж тоже пытается тебя защитить. Опять. – Хэймитч усмехается. – Похоже, защищать тебя от всего и всех слишком сильно вошло у Пита в привычку. Только на этот раз твоему мужу тяжелей: ему приходится защищать тебя от самой же себя.
- Защищать? – до меня начинает доходить смысл его слов.
Медленно сажусь на стул, собираю по крупицам всё, что знаю о Пите. Мелочи складываются в мозаику: я помню его настороженный взгляд на первой школьной линейке Прим. Когда рядом со мной посторонние люди, Пит не выпускает меня из поля зрения. Он словно телохранитель, готовый броситься на мою защиту в любой момент. Даже ночью. Во сне. Пит обнимает меня так, будто хочет защитить. Но от кого?
- Он всегда меня защищает, Хэймитч, да? – тихо спрашиваю я, заранее зная ответ.