– Пол, за сколько мы доберемся до места назначения, если срежем через Шлак? – интересуется Хоторн.
Услышав знакомое название, я прислушиваюсь к их разговору. Идти через Шлак, где наверняка немало миротворцев? Не самая лучшая его идея. Развязывать побоище близ «арены», где находились толпища военной техники и охраны – идея едва ли наполненная гениальностью. Но мы все же согласились на это.
– Наш маршрут проложен через лесные прогалины. Мы рассчитывали не светиться на местности до прибытия в город.
И мы придерживаемся этого плана. Тихими перебежками – как и говорил Элмер. Времени на путь не так много – не больше получаса. Затем встреча со второй группой. А затем… Неизвестно и неизбежность. Возможно, у Гейла и был план, но только он мало о нем распространялся. Идти наобум – вот крайне очевидный план моего напарника.
Когда задумываюсь над тем, насколько близки мы стали с Гейлом, на моем лице появляется улыбка. До братской любви тут далеко, но все же это снисхождение с его стороны и мое старание не подвести Хоторна попахивает чем-то большим, чем неприязнь. Возможно, этим наши симпатии и закончатся. У нас было мало общего – начиная от внешности и заканчивая жизненными позициями. Я не рвался в бой, как это делал Гейл, я был готов защищать то, что дорого мне, то, что нужно защищать. Я плохо понимал его отношение к Иллайн, ведь судя по всему, он по-прежнему любил Китнисс. Да, наверное, именно Китнисс была тем единственным, что сближало нас, делало сильнее и выносливей. Она явно дала нам понять – мы отличная команда, когда нам есть за что бороться.
Тропы сужаются в узкие, петляющие меж каменных выступов, дороги. Ноги утопают в грязи по колено, а зябкий холод родного Дистрикта забирается под утепленную, камуфляжную куртку. Я не так вынослив, как Гейл, но и жаловаться на недостаток тепла в подобных условиях не стану. В конце концов, игры многому научили меня.
Местами встречаются лесные пороги ручьев, не иссохшие после бомбежки. Где-то, в особенно глухих местах, где заканчивается Шлак, и начинаются прогалины перед городом, можно найти стволы окоченелых, но все еще живых деревьев. По-моему, воздух здесь наполняется той самой атмосферой, которая была выжжена с Луговины.
– Сколько еще? – спрашивает Джоанна, скорее от нетерпеливости, нежели от усталости.
– Еще несколько минут. Завод на окраине города, так что добраться туда отсюда несложно, – интервьюирует Пол. – Вторая команда будет ожидать вас там.
В этот момент я слышу позади себя слабый, знакомый писк телебраслета Гейла. Что-то пошло не так? Что-то случилось до того, как мы попали на место сбора?
– Полковник Хоторн, – с другого конца доносятся чьи-то оживленные возгласы, и Гейл меняется в лице. – Вы хоть понимаете, насколько невозможно это звучит? Как давно? Мы на подходе.
Когда он заканчивает разговор несколько пар глаз ждут его реакции, хоть слова, но Гейл, словно обомлел.
– Их … нет, – слабо произносит он, вглядываясь в поверхность телебраслета. – Миротворцы… Они просто покинули Дистрикт-12.
Этот день никогда не кончится.
Остальные начинают спорить с ним. Джоанна приходит в бешенство, Бити просто опровергает подобную информацию, а Пол пытается связаться с другими приверженцами «Морника» в Дистрикте. Я молчу, потому что, боюсь, меня уже ничего не удивит сегодня. Все настолько сильно запуталось и казалось настолько нелепым, что в этот момент казалось, будто мир стал с ног на голову.
Когда каменные уступы сменяются заасфальтированной дорогой, а на небосклоне уже давно светит солнце мы входим в Двенадцатый. Я бы не поверил Гейлу, если бы не увидел этого своими глазами. Ни единого белого шлема, ни единой военной машины, ни единого лишнего, небезопасного звука. Нас встречает вторая группа. У всех на лице написано разочарование, которое не могло быть не замечено мной.
Джэйден шагает к нам одной из первых.
– Они просто испарились. Словно по приказу. Мы уже были готовы к бою, как вдруг все танковые установки и отряд, окольцевавший завод бросился прочь.
– Вы не открывали огонь? – тут же спрашивает Гейл.
– Мы не знали, есть ли среди них гражданские. Пэйлор не отдавала приказа и нам пришлось просто смотреть, как миротворцев забирают планолеты, явившиеся из неоткуда, – ее прежний уверенный голос, казался мне не только удивленным, но и напуганным. – Пока вас не было, полковник, Фрейзер посадил истребитель недалеко от города. Они будут буквально с минуты на минуту.
– Вы уже были внутри? Есть там кто-нибудь или нет? – вмешиваюсь я, просто не в силах больше молчать.
Глаза мятного цвета наполнены сочувствием и болью. Она слабо кивает в сторону завода, и, оглянувшись на Гейла, произносит:
– Идем.
Я оставляю свою группу и направляюсь за Джэйден. Шаг в шаг. Кажется, им вновь есть, что от меня скрывать, но это и понятно – кто станет верить выжившему из ума? Другие солдаты уже распределились по периметру, окружая здание. Кажется, этот день становится все более и более странным. Странным и нескончаемым.
Предположительное здание, где была заключена Китнисс и остальные трибуты, выглядело так же заурядно, как и любой другой завод в нашем Дистрикте. Широкие окна, несколько этажей, огромная, кодовая дверь. Не думаю, что код являлся той самой проблемой, о которой остальные так не хотели говорить мне.
Когда она равняется с охраной, железные двери разъезжаются в стороны. Джэйден оборачивается ко мне и качает головой, все еще посматривая на меня долгим, пронизывающим взглядом, полным неодобрения.
– Когда мы вскрыли замок – здесь уже никого не было. Даже, если трибутов и держали здесь…
– Почему вы не попытались их остановить? – зло выплевываю я. – Вы были оснащены оружием, вы могли сделать хоть что-нибудь…
– Приказа о задержании не было. Китнисс здесь не было, Пит. Прости.
Она не понимает моего излишнего волнения, поэтому возвращается на свое место среди солдат, едва ее телебраслет издает осточертевший мне писк.
Я смотрю на высокие, пустынные стены завода. Как будто бы здесь никогда и никого не было. Как будто все это лишь розыгрыш и не было в моей жизни Огненной девушки, которая возрождала, находила, освобождала меня. Горечь во рту становится невыносимой – я не смог ничего сделать для нее. И даже моя, лишенная всякого смысла способность улавливать нежелательные кадры – бесполезна. Мой мозг, мое восприятие мира сломлено. Сломлен я сам.
Я слышу чьи-то шаги, но не оборачиваюсь. Корявая походка и тяжелый вздох незнакомца уже знакомы мне. Хеймитч слабо улыбается, хлопая меня по спине.
Разочарование. Горькое, безмерно вязкое, словно жижа, заполняет меня до краев. Все кончено. Здесь и сейчас. Надежда испаряется. Надо собраться. С мыслями и чувствами. Не дать приступу власти над собой. Считать. Наверное, снова нужно считать?
Остальные рассредоточиваются по помещению. Гейл, махнув группе подкрепления, уходит вглубь завода, а мы с Эбернети так и остаемся среди отвратного запаха стерильности и медикаментов.
– Это было бы слишком просто, приятель, – повторяется ментор. – В конце концов, мы поступаем так, как поступила бы наша пташка. Продолжаем бороться, когда надежды осталось на последний вздох.
Я вскидываю на него взгляд полный горечи, и, кажется, он сам понимает, насколько нелепо звучат его слова. В какой-то момент он просто оборачивается, вглядываясь в далекую пустошь раскосых полей. Что у него на уме – сказать сложно. Возможно, он думает о своей прежней жизни, о той самой, погибшей Кэти. А может все его мысли заняты темноволосой бестией с жутким характером. Как знать. Все в мире сводится к тому, что мы должны надеяться. Жить и надеяться для кого-то. Ради кого-то. Потому что, так или иначе, найдется тот, кто попытается исправить это. Уничтожить и растоптать нашу жизнь, которая рывками счастья приходит в норму.
Как будто прочитав мои мысли, Хеймитч слабо и обреченно вздыхает. Его голос, словно наждачная, истрепанная бумага звучит мгновением позже:
– Для нас не бывает упрощенных вариантов, – он делает внушительную паузу. – Не в этой жизни.