Хаттори выругался, круто развернулся, собираясь идти к Соре. Кейко бросилась вслед за ним — но мощный удар сбил ее с ног. С силой врезавшись в ствол дерева, она заскулила от боли — ее позвоночник треснул в нескольких местах.
Как вихрь, Райден пролетел по коридорам, расталкивая новых слуг. В покоях Соры было тихо, но запах — горьковатый, пряный — остро бил в нос.
Он увидел ее, лежащую без сознания на футоне. Лицо было бледным, покрытым испариной, губы посинели. Жизнь утекала из нее по крупице — к утру от Соры останется лишь оболочка. Как и сказала Кейко, лишь тень от нее прежней.
Рука Райдена сама потянулась к рассыпанным в беспорядке темным прядям, но он отдернул ее на половине пути, опомнившись. Может, и вправду оставить все так?..
Он пожертвовал за свою жизнь многим и многими. Еще одна загубленная душа не в силах покачнуть чашу весов в другую сторону. Но она...
Он дотронулся до мягкой кожи, погладил костяшками щек. Сора завозилась, что-то простонала сквозь глубокий, наполненный кошмарами, сон.
Беззащитная, уязвимая, измученная — в месте, где должно находиться его отсутствующее черное сердце, что-то шевельнулось. Райден сжал зубы так, словно собирался крошить ими камни, желваки заходили на скулах.
Она ему никто. Названная жена. Одна из.
Сора прерывисто вздохнула. Ее брови дрогнули, свелись к переносице. Она вслепую повела ладонью по полу, словно пыталась что-то найти. Нефритовый браслет на ее запястье тускло сверкал, предвещая скорейшую смерть хозяйки.
Нефрит был одним из могущественных камней — талисман из минерала обладал огромной силой, но даже он не мог победить темное искусство Кейко.
Правильнее было бы ничего не делать. Отступить в тень, в которой Райден прятался долгое время. Отступить и смотреть, как реки текут, меняя пейзаж, как мотыльки сгорают в пламени свечи. Смотреть, как она умирает.
Но что-то внутри него протестовало. Рвалось наружу, дрожало в беззвучном крике — все естество, казалось, обратилось против него. Эти эмоции — неподдельные и яркие, каковых он не чувствовал уже много лет — хотелось сохранить.
Сора была их источником.
Оставить ее умирать означало окончательно распрощаться со своей человеческой частью. Что сказал бы на это человек, ради которого Райден превратился в монстра?
— Помоги ей.
Хаттори вздрогнул, услышав этот голос. Невозможно.
Он вскочил на ноги, оглядываясь — но в покоях никого не было. Райден ощущал каждое колебание листьев в саду, каждый шаг слуг в доме — и точно знал, что в комнате были только они с Сорой.
Но этот голос он бы не спутал ни с каким другим. Никогда.
Опустившись на колени, он взял Сору за руку и закрыл глаза. Его ресницы затрепетали от накатившей слабости, мышцы свело судорогой, но он терпел, пока белизна ее кожи не уступила место слабому румянцу.
— Госпожа!
Вошедшая в покои Аюми растерянно вскрикнула, прижав к груди руки.
— Принеси чистой воды, — приказал Райден, не оборачиваясь.
Попятившись, служанка умчалась на кухню, чтобы вернуться с кувшином. Бережно приподняв голову Соры, Райден поднес к ее губам чашку. Пара глотков — и Сора открыла глаза, обвела всех присутствующих измученным взглядом, а затем снова опустилась на футон.
— Что случилось? — растерянная служанка переминалась с ноги на ногу. — Госпоже стало плохо?
— Она отравилась, — ответил Райден. — Но через пару дней поправится. Ты должна быть с ней неотлучно. Я скажу, что нужно делать.
Аюми с готовностью кивнула. Следующие двое суток они по очереди сидели возле Соры — Райден приходил поздней ночью, сменяя уставшую девушку на ее посту. Он садился на пол, рассеянно гладил Сору по голове, пропуская меж пальцев темные гладкие пряди, и всматривался в ее умиротворенное лицо, пытаясь угадать, какие сны она видит.
Собственные страхи? Может, хаотичные воспоминания из жизни?
Кейко не показывалась эти дни, предпочтя зализывать раны в одиночестве. Акио пару раз проведал ее — вернувшись, он отчитался перед Райденом, что состояние Кейко удовлетворительное. Лучше, чем у Соры, которая так и не пришла в себя на третий день.
Она не пришла в себя и на четвертый день. И на пятый.
А утром шестого дня на рассвете прибыл гонец от императора — Райдена в срочном порядке вызвали в столицу.
Мятеж начался.
Глава 8
Человеческая память удивительна — она способна стереть плохие события, спрятать их в дальний ларец, чтобы защитить. Но еще она жестока, ведь вместе с дурными воспоминаниями память в силах уничтожить и хорошее.
Сора не помнила маму. Сохранились лишь обрывки: негромкий женский смех, похожий на плеск ручья, ласковые прикосновения. Перед сном мама гладила ее по волосам, а уходя, целовала в лоб. Отпечаток теплых губ как незримое клеймо хранило от бед.
А потом мамы не стало.
Сора осталась одна. Больше никто не целовал ее в лоб — и память за давностью времени безжалостно отрывала по кусочку от маминого образа. Растворяло, как морскую пену.
Никто — ни отец, ни Айко — не мог заменить ее. Вместе с утратой матери Сора утратила и часть себя — ту важную часть, которая позволила бы ей вырасти мягкой, нежной девушкой. Узнав в раннем возрасте, что мир не безопасен, Сора замкнулась в себе, выставила иглы и воздвигла прочные стены между ней и окружающими.
Но если ты одинок, никто не придет к тебе на помощь.
Погружаясь в ласковую темноту черных вод, Сора отчаянно ждала помощи, которая так и не приходила. Ее выкручивало дугой — страшная боль выламывала каждую кость в теле, заставляла вновь и вновь беззвучно кричать в агонии.
Вокруг царила тишина и темнота. Вязкое, обволакивающее ничего, которому не было ни конца, ни края.
Уже утратив надежду, Сора смирилась с собственным концом. Она перестала бороться — ее руки безвольно повисли, как сложенные крылья птицы, что с высоты падает вниз. Где-то внизу, вдалеке замаячил крохотный оранжевый огонек — неяркое пятно теплого света. Сора не знала наверняка, но была уверена — там ее ожидали материнские объятия, в которые она готова нырнуть.
Но ей не позволили. Кто-то сжал ее запястье, с силой дернул наверх — плотная темная вода неохотно расступилась, продолжая цепляться за свою добычу. Вязкая темнота сопротивлялась — вместе с ней сопротивлялась и Сора.
Ей не хотелось туда, наверх. Она не могла вспомнить ничего, что удерживало ее там.
Но кто-то считал иначе. И продолжал тащить Сору, больно впиваясь в ее руку. Толчками, рывками — понемногу тьма поддавалась, рассеивалась, уступая месту слабому серому свету.
Когда Сора распахнула веки, лучи солнца отозвались болью в глазах, привыкших к непроглядной темноте. Затекшее тело ощущалось принадлежащим кому-то другому — словно ей дали поносить чужое кимоно.
— Ты очнулась.
Мужской голос — с едва заметной бархатной хрипотцой — заставил поморщиться. Сора сфокусировала взгляд на сидящем рядом с ней мужчине — под его глазами залегли тени усталости, бледное лицо осунулось.
Он выглядел измотанным, но при этом в его чертах сквозило облегчение. Будто бы он ждал ее. Верил, что она вернется.
«Муж», — вспомнила Сора. — «Это мой муж. Райден».
Вместе с этим пришло и другое воспоминание, отдающее горьковатым вкусом на языке и болью в легких — травяной чай, злые, наполненные странным торжеством глаза Кейко. Сора бросила встревоженный взгляд в сторону котацу.
— Все хорошо, — поспешил успокоить ее Райден. — Ты в безопасности, Сора.
Ее имя прозвучало необычайно нежно в его устах. Так он никогда не обращался к ней раньше. Сердце согрелось от вспыхнувшей надежды — смутившись, она вдруг поняла, что лежит перед ним в не лучшем виде.
Пальцы Райдена ласково прошлись по ее щеке, залившейся румянцем, убрали прядь волос за ухо.
— Как ты себя чувствуешь?
— Вполне... Сносно.
Собственный голос поначалу отказывался подчиняться. Сора закашлялась, и Райден поднес к ее губам чашу с водой. Промочив горло, она откинулась назад, тяжело дыша — даже такое простое действие вызвало у нее одышку.