– Ты любил слушать сказки, а я любил их читать тебе. И, наверное, ты помнишь сказку про Мальчика-с-пальчика и сказку про Илью Муромца, и сказку про храброго портняжку. А знаешь, что объединяет эти сказки? То, что все герои их были крутые. Каждый из них знал, что хотел от этой жизни, и добивался того, что желал. Один – хитростью, другой – силой, третий – артистизмом, фантазией, и все – фанатичной верой в то, что им непременно надо это сделать. Когда чего-то хочешь сделать, добьешься этого обязательно, несмотря ни на что, несмотря на сомнения, любовь, благонадежность, страхи, патриотизм, соблазны, боль, болезни, утраты, привязанности, даже несмотря на смертельное течение времени… И в этом самый большой кайф, мой мальчик! И если ты победишь сегодняшний свой недуг, я уверен, я знаю, ты победишь жизнь! Давай, малыш, работай! – А потом полковник Сухомятов проговорил совсем уже тихо, и не проговорил, прошептал даже, продышал даже, а не прошептал: – Я очень люблю тебя, малыш!… – и умер, не вскрикнув на прощанье, не подмигнув со значением, до скорого, мол, приятель, и не вздрогнув даже, ни рукой, ни ногой, ни животом, ни членом, ни ногтем, ни зубом, ни ухом, ни рылом.
Нехов укусил ворсистое покрывало, покрывающее постель, на которой лежал, сдерживая стон и перехватывая крик, и сдавил глаза холодными твердыми пальцами, загоняя слезы обратно вовнутрь, – очень расстроился он, что так и не увидел, как удовлетворилась Смерть, как балдела, как кайфовала она, огорчился так, что не передать, и потому продолжал грызть постель дальше. Изжевал одеяло, разодрал простыню, прокусил матрац. Закончил грызню с постелью, впившись в металлические пружины кровати. Больно зубам стало. Сплюнул слюнявую кровь вбок, в угол пустой, в один из пустых углов – все четыре угла были пустые, четырехугольная это была комната, – опасливо опустил руку с кровати, закрыл полковнику Сухомятову глаза скользкими теплыми веками.
И уснул.
Проснулся.
От стука в дверь. Она оказалась запертой. Запирал ли он ее – не помнил, если и запирал, то зачем, а если не запирал, то почему она заперта? А если даже он ее и запирал, то где же ключ, который должен торчать из замочной скважины? Нет ключа, и не торчит он из замочной скважины, а если он не торчит из замочной скважины, то как Нехов мог изнутри запереть дверь? Нехов слез с кровати, сожалея, что недоспал, – еще часок-другой, и он был бы в форме (а так он был в штатском, что тоже неплохо, учитывая, что щетина ему здорово идет, делает его стройнее и образованнее), Нехов засмеялся и подумал, что не стоило бы смеяться, пока не узнаешь окончательно, проснулся ли ты или нет, и вообще, жив ли ты или голоден, но все равно продолжал смеяться. Смеясь, подошел к двери. Смеясь, спросил, кто там. Смеясь, выслушал ответ, что это опер-бригада из штаба дивизии и представители республиканской милиции. И, смеясь же, предложил им выломать дверь ко всем чертям, потому что дверь заперта, а ключ не торчит из замочной скважины, что кажется ему очень странным, потому что вообще-то место ключа в замочной скважине, он ведь и предназначен и изготовлен для того, чтобы, совокупляясь с замочной скважиной, производить на свет радость открывания и закрывания дверей… Из-за двери Нехову предложили отойти, что он и сделал благополучно, и вслед за этим высадили дверь – офицеры – в два плеча с посвистом и улюлюканьем, чему все присутствующие, кроме покойного полковника Сухомятова, были несказанно рады. РАДЫ. РА-ДЫ. ДЫ-РА. ДЫРА. Прибыли: следователь военной прокуратуры, оперативники из разведки и контрразведки дивизии, эксперт-криминалист, судмедэксперт – все, как положено по закону.
А вместе с ними прибыли: шофер оперативной машины, три сотрудника республиканской милиции, во главе с заместителем начальника контрразведки республики по фамилии Ругаль и еще двое понятых, горничный и горничная. Понятые не выглядели напуганными. Они только шевелили мохнатыми бровями и так крепко держались за руки, что выдавливаемый пожатием пот капал с их ладоней на пол, чем поначалу отвлекал сотрудников оперативно-следственной группы от их работы. Оперативники двигали ушами и внимательно прислушивались к капанью пота на пол, но вскоре они уняли, пыжась, беспорядочную пляску своих ушей, законопатили их затем спрессованными комочками спрессованного воздуха, которые брали из воздуха, и продолжили столь необходимую для всего человечества и важную для него же работу, которую, отдаваясь любимому делу всей душой, работали в гостинице «Тахтар» в несветлом номере покойного ныне полковника Сухомятова. Вот так работали они, работали – осматривали, оглядывали, обыскивали, фотографировали, переглядывались, перешептывались, перешучивались, пересмеивались, а потом стали работать – опрашивать Нехова и одновременно с ним опрашивать и других людей – в частности, работников гостиницы и постояльцев, не слышали ли они чего, не видели, не чувствовали, позавтракали ли, пообедали ли, помылись ли, помочились ли, потрахались ли, когда с кем, имя, фамилия и другие установочные данные, отвечать правдиво, подробно, в противном случае – расстрел на месте, мать вашу, по законам военного времени. Так!
Нехова оперативники знали, и он их знал, и поэтому они как знающие люди беседовали мирно и вежливо и заинтересованно, осведомляясь друг у друга о здоровье, о семье, жилищных условиях и здесь, и на Родине, о женщинах, о вине, о содержании совершенно секретных штабных документов, о ценах на марихуанку, кокаин, золотые изделия, видео– и радиоаппаратуру. А потом незаметно, словно бы нехотя, как это бывает у профессионалов, перешли на разговор о прискорбнейшем случае, ради которого они сегодня в этот час и собрались в гостинице «Тахтар» в негрязном номере покойного ныне полковника Сухомятова.
Нехов рассказал оперативнику Ахтылову – преснолицему, раскосому парню, все, что знал, и все, что не знал. Рассказал о том, как ему позвонили от Сухомятова, женщина (но пароль, подтверждающий, что она именно от полковника, не сказала, сука). Голос у нее был призывный и эротический, и Нехов даже почувствовал эрекцию, когда слушал этот голос, но после того, как женщина не произнесла положенных конспиративных слов, эрекция у Нехова закончилась, о чем Нехов очень и очень горько сожалел секунд двенадцать, а может быть, и того больше, он не мог сказать точно, на чем Ахтылов, впрочем, и не настаивал, хотя полюбопытствовал, как, мол, по-твоему, Нехов, судя по голосу, как она любит трахаться, снизу или сверху, и кричит ли она при этом или рычит или стонет устало, на что Нехов ответил, что, честно говоря, ему показалось, что звонил ему мужчина, который искусно сымитировал женский голос, после чего Ахтылов расстроился и несколько раз выматерился не по-русски. Далее Нехов «по существу заданных вопросов показал», что, несмотря на то, что пароль не был произнесен, Нехов все же решил пойти к полковнику в гостиницу, и пошел, и пришел. На лестнице он никого не встретил, но в лифте ему показалось, что он поднимался не один, хотя в кабине он был один, в коридоре в это время было тихо, хотя за дверями всех номеров шуршали, будто бы конфетными обертками, и хрустели, будто бы яблоками, как в театре во время паузы, а в мутное окно билась большая птица, но потом исчезла и больше не появлялась, а с потолка капала сладкая вода – Нехов, мол, попробовал ее на язык. Ну, а потом он услышал стон за дверью полковника, а потом наступил на писклявую паркетину, ну и в заключение всего вынул китобойный револьвер и страшными, леденящими преступные души криками подавляя болезненную психику предполагаемо находившихся у Сухомятова злодеев, ворвался в комнату. А там всего-навсего был только полковник. Один. Он тяжело умирал. И умер. Расписываясь за достоверность своего рассказа, Нехов заметил майору Ахтылову, что в протоколе все записано гораздо правдивее, чем он рассказал, за что похвалил майора и дружески похлопал его по покатому плечу (подумав удивленно, как на таких плечах умудряются держаться погоны, когда майор надевает форму на строевой смотр), и после чего решил устроиться в одном из пустых углов, покурить и понаблюдать за действиями оперативников. Увидев, как оперативники обыскивают покойного, Нехов, досадуя, ущипнул себя через брючный карман за ляжку – незаметно, – почему он сам, мать его, не обыскал карманы раньше, – и, с трудом сдерживая крик и корчи от болезненных щипков, пошел к контрразведчикам посмотреть, что же они там обнаружили в карманах полковника Сухомятова.