Я шагнул в гостиную. Посмотрел на окно справа. Затем на окно слева. Левое горело. Правое нет. Я направился к левому. К тому, под которым пламенел тот самый парень, что уверял меня, будто любить могут всякие. (Врал, конечно.) «Будем выходить здесь, – сообщил я своим друзьям. Никто не думает, что мы можем выйти здесь. Сад пустой. Мы прыгнем сквозь огонь, И он не обожжет нас, он лишь коснется нас, потому что мы прыгнем быстро, мы прыгнем стремительно, мы прыгнем так, как не прыгали никогда еще в нашей жизни. Там, за окном, – я махнул на окно, на огонь, на треск, на жар, на запах горящего мяса, – нас встретит неухоженный, но по-прежнему еще красивый сад. Он будет рад нам. Он примет нас как самых близких своих друзей, как я бы принял вас, как вы бы приняли меня. Там будет только он – сад. И больше никого. Ни людей, ни зверей. Он укроет нас. Он поможет нам бежать. Он задержит врагов. Так будет. Я знаю. – Я покачал головой, улыбаясь удовлетворенно. – Я знаю», – повторил я и попятился спиной, пятками, ягодицами, затылком к правому, не горящему, совершенно пустому окну. Метра, наверное, не доходя до него, остановился. Собрался. Сосредоточился. И ринулся что есть силы к горящему окну… Огонь царапнул мои щеки, виски. И на мгновение обнял меня красно-белыми обжигающими лапами, успев за это время высушить пот на моем теле. И только. Подпалил в нескольких местах мою одежду и брезент, в который был закутан мальчик Мика, отчего одежда и брезент задымились, когда мы упали на траву. И только.
Я лежал на траве радом с недоуменно моргающим мальчиком Микой и смеялся – весело и безмятежно. Все произошло так, как я и говорил. Огонь пропустил нас. А сад принял нас.
Я не приглядывался к саду все эти дни, что провел на даче мужа Ники Визиновой, я не «видел» его, хотя изредка и смотрел в окно, но я знал, что он чудесен, что он ясен, что он совершенен и что он единствен, хотя и неухожен.
Так оно и было.
Я не являлся специалистом в садоводческом деле. Я не являлся даже любителем. И поэтому я, естественно, не мог определить породы деревьев, росших в саду. Но мне кажется, что здесь находились все самые красивые деревья, которые только случаются на земле, – и секвойи, и пальмы, и пихты, и кипарисы, и дубы, и сосны… Кем и когда были посажены эти деревья, я, конечно, не имел никакого представления. Возможно, отцом мужа Ники Визиновой, а возможно, еще и тем человеком, который продал отцу мужа Ники Визиновой этот участок. Интересно, кто был тот человек. Мужчина или женщина, молодой (молодая) или старый (старая); Интересно, кто он (она) был (была) по профессии. Любопытно, отличался ли (отличалась ли) красотой, имел ли (имела ли) детей и любовниц (любовников), хотел ли (хотела ли) чего-либо большего от жизни, что имел (имела), жил (жила) или проживал (проживала),
Я видел лежащие на земле чуть подгнившие уже, а вернее, совершенно сгнившие бананы и кокосовые орехи, апельсины и лимоны, плоды манго и киви, ананасы и яблоки, вишню и бузину, рябину и сливы, а также отлично сохранившиеся куски черного, красного и белого дерева, а также голубого, фиолетового, лилового и буро-малинового в серую тонкую полоску или в крапинку, или в клеточку, или в кружочек…
Из огня вылетела Ника – с растопыренными руками, с развевающимися волосами, с закрытыми глазами, с полуоткрытым ртом, с сухими зубами, с длинными ногами, в коротком платье, легкая, неземная, божественная. Я вскочил тотчас на ноги и подхватил Нику. Я не дал ей упасть. Я смягчил ей приземление. Я обнял Нику и поцеловал ее, не сдержавшись, в губы – полно, мокро, смакуя, пламенея, задыхаясь, захлебываясь.
Рома приземлился в полуметре от нас. Даже не упал, чтобы притушить удар при соприкосновении с землей. Выпрямился после того, как приземлился. Довольно крякнул. Огляделся. Увидев лежащего на земле мальчика Мику, ни слова не говоря, решительно направился в его сторону. Я уловил краем глаза движение Ромы и с нежеланием, а потому с усилием оторвавшись от Ники, склонился над мальчиком и, выдохнув, вскинул его себе на плечо. Его – мальчика Мику, сына не знакомого мне человека, ребенка, пришедшего в мир уже с тем запасом знаний, который некоторые из нас обретают только в зрелые годы, а остальные не обретают вообще и вовсе, маленького человека, обладающего способностями, превосходящими мои (исключительно мои) представления о способностях людей следующего за мной поколения, одного из тех, коих, судя по его же словам (а я ему верю), на земле уже очень и очень много… Я устроил мальчика поудобней у себя на плече и молча двинулся в глубь сада. Рома и Ника побрели за мной…
О, как же я хотел бы жить, когда на смену нам придут такие, как Мика! Я шел и видел, очень ясно, как наяву, я видел их красивые умные, доброжелательные и одновременно решительные, мужественные и строгие лица, я видел, как ходят эти люди, как они говорят, я даже слышал, то они говорят, я видел, как трепетно и беспрекословно подчиняются им окружающие, я чувствовал, что люди не боятся их, нет, а подчиняются им просто потому, что понимают, потому что осознают, что те знают, ЗНАЮТ… Я видел роскошные, ухоженные поселки, деревни, населенные пункты; цветные, мягкие, душистые города, я видел счастливые улыбки, веселые глаза, здоровые зубы, загорелые лбы, я слышал смех, стоны наслаждения, крики оргазма, шепот любви, я ощущал соленый запах труда, сладость вдохновения, свежий аромат движения…