Выбрать главу

Компании-переработчики тоже находятся под ударом. Другой рекламный трюк Wal-Mart (о нем пишет Чарльз

Фишман в своей книге «Эффект Wal-Mart») предусматривал продажу четырехлитровых банок маринованных огурцов по чудовищно заниженной цене в 2 доллара 97 центов71. Предложение было столь выгодным, что покупатели буквально сметали банки с полок: их продавали по 200 ооо штук в неделю, хотя большинству людей такое количество маринованных огурцов просто не нужно (когда откроешь банку, они очень быстро плесневеют). Эта затея чуть не довела до банкротства производителя маринованных овощей фирму Vlasic. В течение двух с половиной лет ей приходилось расширять производство, но несмотря на объем продаж, о котором прежде она не могла и мечтать, прибыль практически равнялась нулю. Как отмечает Фишман, вся история с маринованными огурцами была рыночным фантомом, не принесшим пользы ни покупателям, ни производителю. Феноменальный размер современных продовольственных концернов позволяет им творить собственную реальность.

КРУГОВАЯ ПОРУКА

Конкуренты — наши друзья. Наши враги — потребители.

Джеймс Рэндалл, бывший президент агропромышленной компании Archer Daniels Midland72

Современная пищевая промышленность дает нам то, о чем всегда мечтали наши предки: еду в изобилии и по дешевке. Теперь, когда она у нас есть, большинство людей не задумывается о том, как она к нам попадает. Но мы полностью зависим от компаний, снабжающих нас продуктами, — разве это не повод для беспокойства? Возможно, сельское хозяйство и «перестает играть значимую роль», но есть-то нам все равно надо. Поэтому, когда выясняется, что 81% говядины в США перерабатывают всего четыре гигантские корпорации и что они же выращивают половину поголовья крупного рогатого скота в стране, что это означает для американского любителя гамбургеров?73

Консолидация в пищевой промышленности характерна не только для Соединенных Штатов: 85% мирового рынка чая контролируют три компании, а 90% торговли зерновыми — пять74. Адам Смит наверняка переворачивается в гробу.

На общемировом уровне свободной торговли продуктами питания просто не существует. Пирог делит между собой все более могущественная корпоративная олигополия. В пищевой промышленности честная конкуренция является скорее исключением, чем правилом: в недавнем докладе неправительственной организации по борьбе с бедностью Action Aid утверждается, что 85% штрафов за ценовой сговор выплачиваются компаниями именно этой отрасли. Но штрафовать транснациональные корпорации за картельные соглашения все равно что наказывать футболистов за бранные слова во время матча. Выплата штрафов — просто один из характерных для бизнеса рисков. Если посмотреть на взаимоотношения Wal-Mart с правосудием за последние годы, то компания предстает рецидивистом, с маниакальной настойчивостью собирающим приговоры: в ее копилке множество разнообразных исков, в том числе и крупнейший в истории — за то, что она недоплачивала 1,5 миллионам своих сотрудниц75. Корпорации вроде Wal-Mart ведут себя так, словно закон для них не писан, и пока их прибыли превышают штрафы с таким запасом, как сейчас, у них есть для этого все основания.

В Британии и Америке продовольственное снабжение фактически вышло из-под контроля правительства. Эта жизненно важная функция делегирована государством транснациональным корпорациям. В 2002 году Джордж Буш вызвал волну возмущения, объявив о выплате в ближайшие десять лет 174 миллиардов долларов субсидий для поддержки американского сельского хозяйства, большую часть которых получат отнюдь не мелкие фермеры из прерий. На деле американский агробизнес сильно влияет и на собственное правительство, и на продовольственную политику в мировом масштабе. Когда бывший вице-президент компании Cargill Дэн Амстутц занимал высокий пост в Министерстве сельского хозяйства США, он, как считается, участвовал в разработке ныне действующего Соглашения по сельскому хозяйству в рамках Всемирной торговой организации76. Неудивительно, что американский агробизнес постоянно обвиняют в саботаже заключения новых международных соглашений в области сельского хозяйства и пищевой промышленности — ведь он, по сути, сам создал действующую ныне систему.

В Британии круговая порука между правительством и пищевой отраслью не столь очевидна, поскольку здесь больше не существует влиятельного аграрного лобби. Но это не означает, что таких связей нет. В своей книге «Государство-заложник» журналист Джордж Монбио перечисляет некоторые принятые за последние годы правительственные решения, на которые повлиял Британский консорциум розничной торговли (БКРТ): отказ от проекта взимать с супермаркетов плату за парковочные места возле них, разрешение использовать на британских дорогах 41-тонные грузовики и поправки к антимонопольному законодательству, санкционирующие «вертикальные соглашения» вроде тех, что крупные сети заключают со своими поставщиками77. В 1998 году генеральный директор БКРТ Энн Робинсон подтвердила наличие у этой структуры теплых отношений с государством, отметив, что консорциум «уже не представляет собой организацию, просто реагирующую на правительственные законопроекты и установочные документы, но участвует в их подготовке... Мы намерены работать на неконфронтационной основе, чтобы участвовать в законотворческом процессе с самого начала»78. Одним словом, фермеры — не единственная собака, которой виляет этот хвост.

В этой связи неудивительно, что основной объем аграрных субсидий ЕС в Британии достается не мелким производителям, больше всего нуждающимся в помощи, а компаниям, вполне способным без нее обходиться. В 2005 году журналистка Фелисити Лоуренс установила, что годом раньше крупнейшая компания Tate&Lyle, специализирующаяся на производстве сахара, получила 227 миллионов фунтов в виде экспортных субсидий; Nestle тоже получила субсидии — на экспорт молочной продукции (видимо, ее оборот в 6о миллиардов долларов кому-то показался недостаточным)79. Результатом таких выплат становится дестабилизация мировых рынков сельхозпродукции. В недавнем докладе международной неправительственной организации Oxfam приводятся данные о том, что из-за оплаченного Брюсселем демпинга мировые цены на сахар снизились на 17%, и это мешает таким странам, как Мозамбик, развивать собственную сахарную промышленность, которая является там крупнейшим работодателем80. То же самое происходит и с молоком: по данным ФАО, в 2002 году субсидируемый экспорт сухого молока из ЕС по ценам на 40% ниже мировых привел к краху молочной промышленности на Ямайке81. Ситуация странная до извращенности: молоко и сахар — одни из самых прибыльных продуктов питания в истории — сегодня используются против тех народов, которые могли бы больше всего выиграть от их производства.

В адрес западных стран постоянно звучат обвинения в саботаже переговоров в рамках ВТО и желании сохранить устаревшую аграрную политику. Но какие бы соглашения ни заключались (или не заключались) на этих переговорах, реально на их исход влияют не правительства, а агропромышленные корпорации. Дело не в том, что правительства бессильны — это отнюдь не так. Просто большинство из них предпочитают не применять свою силу. Пока пищевая промышленность выдает на-гора огромное количество дешевого продовольствия, британское правительство вполне устраивает, чтобы все оставалось как есть. Подобно хлебной полиции в Париже XVIII столетия, правительство делает вид, будто контролирует продовольственное снабжение, но на деле лишь создает дымовую завесу легальности над злоупотреблениями, благодаря которым еда остается такой дешевой.