Причина трагедии не в самой урбанизации Китая, а в том, как она проходит. Страна повторяет все ошибки Запада, но в куда большем масштабе и десятикратно ускоренном темпе. Разумеется, в конечном итоге не все жители Земли станут горожанами — кто-то же должен будет заниматься сельским хозяйством. Но если мы не научимся строить города по другому, нашей планеты на них скоро просто не хватит. И это возвращает нас к вопросу, ставшему причиной написания этой книги, вопросу, которым люди задаются с тех пор, как одному из них в голову пришла светлая мысль попробовать колоски. Что же нам делать, чтобы избежать катастрофы?
Первые города, рожденные новым типом питания, знаменовали собой конец балансирования человека на грани выживания и зарождение того, что мы называем цивилизацией. Тем не менее принесенная ими свобода никогда не была полной. Приобретя внешний городской лоск, отношения человека с землей в глубинном смысле остались неизменными. Как избранная нами среда обитания, город выражает собой внутреннюю противоречивость нашего образа жизни. Он дает нам кров, но не пропитание. Он дает нам возможность мечтать и в то же время лишает нас четкого представления о нашем месте в естественном порядке вещей. Город — это не добро и не зло, а отражение хаотичного несовершенства человеческого существования. Так или иначе, город — наш общий дом, и от нас зависит, хорошо ли там жить. Вернуться в леса мы все равно не сможем.
Как удовлетворить наши элементарные потребности и при этом оставить место для высоких устремлений? Как по-честному разделить бремя и плоды труда? Как совместить индивидуальную свободу и коллективную справедливость? Эти дилеммы с древних времен волнуют философов и до сих пор остаются в центре внимания политической мысли Запада. В своей самой отвлеченной форме они находят воплощение в традиции утопизма. «Утопия» — это философская уловка; параллельная вселенная, сконструированная в первую очередь для того, чтобы увидеть, каким может быть идеальное общество, освобожденное от пут нашей действительности. Утопия по определению недостижима, но она может послужить вдохновляющим примером при совершенствовании общества в реальных условиях.
Само это слово, которое означает либо «место, которого нет» (по-гречески «у-топос»), либо «благое место» («эу-то-пос»), впервые использовал еще Платон, а в 1516 году сэр Томас Мор выбрал его в качестве намеренно двусмысленного названия для выдуманного им государства. Утопия Мора — это островное королевство, по случайности открытое мореплавателем-португальцем. Оно состояло из 54 примерно одинаковых городов-государств, каждый из которых был расположен так, чтобы соседние поселения не мешали друг другу, но при этом их разделяло не более дня пути. Столица королевства Амаурото стояла на приливной реке и в плане представляла собой квадрат, разделенный на четверти, каждая из которых имела собственную рыночную площадь. Широкие улицы города были сплошь застроены домами, за которыми имелись обширные сады, с энтузиазмом обрабатываемые жителями: «Сады они ценят высоко. Здесь имеются виноград, плоды, травы, цветы; все содержится в таком блестящем виде и так возделано, что нигде не видал я большего плодородия, большего изящества. В этом отношении усердие их разжигается не только самым удовольствием, но и взаимным соревнованием улиц об уходе каждой за своим садом»10.
Пристрастие утопийцев к растениеводству этим не ограничивалось. Детей с малых лет обучали искусству земледелия, и все граждане — мужчины, женщины и дети — по очереди трудились на полях: каждый из них за всю жизнь должен был отработать таким образом по два года. Те, кому это дело нравилось (а таких было немало), могли в добровольном порядке проводить там и больше времени. Вся земля и собственность находились в общем владении, а рабочий день в Утопии длился всего шесть часов, так что у граждан оставалась масса времени для других занятий. Местные коммуны были очень сплоченными, и все семьи регулярно собирались для совместных трапез в общественных залах, где взрослые и дети сидели за одним столом.
Строгая трудовая этика и почти монастырские застольные обычаи свидетельствуют о несомненном влиянии монашеского уклада на социальное устройство Утопии. Однако Мор был не только глубоко верующим человеком, но и гуманистом, так что его утопийцы обожали шутить и считали, что «сама природа предписывает нам приятную жизнь, то есть наслаждение как конечную цель всех наших действий»11. Стиль Мора — чередование иронии, юмора и серьезности — отчасти был мерой самозащиты. Он отлично понимал, что для приближенного Генриха VIII сомнения в существующем порядке вещей могут обернуться внезапным и резким уменьшением продолжительности жизни. И тем не менее в своей «Утопии» он не только смело критикует несправедливости своего времени, но и рисует картину более совершенного общества — солидарного, терпимого, коммунистического в самом широком смысле этого слова, — которая повлияла на все последующие утопические концепции.