Впервые этот проект был обнародован в 1932 году в книге «Исчезающий город», но в окончательной форме Райт представил его под заголовком «Живой город» в 1958-м. Эта публикация была проиллюстрирована макетом размером 3,5 на 3,5 метра, показывающим, как должен выглядеть сегмент такой застройки площадью в ю квадратных километров. Участки по 40 соток планировалось соединить друг с другом сетью обсаженных живыми изгородями автодорог, от которых не будет ни шума, ни запаха, поскольку все транспортные средства должны работать на электричестве. Хотя часть продовольствия юсонцы могли выращивать сами, им на помощь должны были прийти фермеры-профессионалы, «ежечасно доставляющие свежие продукты» на придорожные рынки — гигантские пирамидальные сооружения, играющие роль экономических, культурных и общественных центров. Как и положено настоящему утописту-созидателю, Райт был убежден, что время для реализации его плана вот-вот наступит. Он писал: «Все это раздутое коммерческое предприятие, что мы называем городом, вот-вот заглохнет само собой. Час расплаты уже не за горами»40. После этого «ковер широких просторов» можно будет развернуть одним махом, и человек вернется к земле, на свой «подлинный путь к свободе»: «В любом уголке Америки наше наследие состоит в этом теплом биении жизни. Нация получит полную свободу пользоваться своими бескрайними лесами, холмами, полями, лужайками, реками, горами и продуваемыми ветром просторами великих равнин, поставленными на службу мужчинам и женщинам во имя человечества... В этом, на мой взгляд, заключается та настоящая услуга, которую страна ждет от своих архитекторов»41.
«Живой город», где Локк и Джефферсон приправлены изрядной дозой Торо, временами читается как пособие для школы выживания, а временами — как рекламный буклет. Чего там, однако, точно не найдешь, так это предвидения, что планета вот-вот останется без нефти: «Представьте себе индивидуальные элементы, расположенные и взаимосвязанные таким образом, что каждый гражданин может выбрать любую из форм производства, распределения, самосовершенствования или удовольствия в радиусе от ю до 40 минут от собственного дома, доступную ему с помощью либо частного автомобиля, либо скоростного общественного транспорта вроде самолета или вертолета»42. Подобно всем мыслителям-утопистам, Ле Корбюзье и Райт отлично подмечали изъяны нашего мира, но вот со способами исправления дело у них обстояло куда хуже. Они понимали, что городская цивилизация ставит перед нами большие вопросы, но им было невдомек, что на большие вопросы не всегда существуют такие же большие ответы. Порой сами вопросы необходимо разделить на части или поставить их по-иному.
Если все утопические проекты обречены на провал, а все утописты-созидатели заблуждались, для чего нам вообще анализировать их наследие? Дело в том, что утопизм представляет собой лучшее в истории человечества приближение к междисциплинарному анализу нашей среды обитания. Эпоха Просвещения приучила нас мыслить дисциплинарно, и этот метод был весьма полезен до определенного предела. Два столетия дисциплинарного подхода дали нам архитектуру, городское планирование, социологию, политические и экономические науки, антропологию, географию, экологию и дорожное дело, способные функционировать сами по себе, буквально в вакууме. Но они не не научили нас целостно мыслить о том, где мы живем. Утопизм представляет собой по крайней мере попытку такого целостного взгляда. Можно сказать, что он подарил нам «интегрированный урбанизм» за сотни лет до того, как специалисты из Ашр изобрели это понятие.