На город опустилась ночь, и воздух заметно посвежел. По улицам клубился густой туман, в котором плавали редкие прохожие.
Марик стоял в тёмной подворотне, прижав руки к груди, и дрожал всем телом. Тоненький свитер не спасал от холода, равно как и обтягивающие джинсы стрейч. Все вещи остались лежать в грязи там, около автовокзала. В том числе бумажник, телефон и документы. Положение казалось безвыходным. Даже на полицию надежды не было. Махманов боялся, что снова попадёт на того патрульного, который был отцом одного из Колумбов, и он отдаст Марика в руки отморозков.
С наступлением темноты он даже боялся ходить по улице. Весь город казалось, был против него. Прохожие осматривали с видом полного омерзения, многие брезгливо отворачивались, даже речи не шло, чтоб попросить у кого-нибудь мобильный телефон, позвонить домой. Пару раз Марик всё же попробовал обратиться. Первый раз его грубо послали на хрен, второй плюнули в ноги. После этого он и забился в первую попавшуюся подворотню, посидеть, собраться с мыслями и подумать.
– Что это за город? – спросил Махманов непонятно у кого. Зубы выбивали дробь. – Почему здесь так ненавидят геев? Почему? Что мы вам плохого сделали? Чем заслужили такую ненависть?
Им овладело отчаяние, и он заплакал.
Куда идти? У кого просить помощи? Здесь у него ни одного знакомого. Вытирая слёзы со щёк, Махманов попытался что-то придумать. В полицию? Однозначно нет. Пешком до федеральной трассы? А потом автостопом? Нет вероятности, что кто-то захочет подвезти молодого, накрашенного парня в вызывающей одежде. Гомосексуалисты в этих местах вызывали реакцию красной тряпки для быка.
Он всхлипнул и почувствовал, как желудок скручивается в тугой узел. Ужасно хотелось есть.
Привыкший питаться вовремя, Марик испытывал поистине мучительное состояние. Внутренности сводило от голода, зубы непроизвольно сжимались, а на ум лезли некстати всякие вкусности. Запечённый кролик, которого бесподобно готовил один из его любовников, Лерка. Овощной суп-пюре и блины в масле. Икра, сёмга, суши, булочки с тунцом…
Марик вдруг вслух произнёс.
– Голодный гей! – и рассмеялся. Словосочетание и вправду было забавным. Голодный гей.
Внезапно дверь справа распахнулась, и оттуда дохнуло теплом и чем-то безумно вкусным. Толстый мужчина в поварском халате и колпаке вышел на улицу, глубоко вздохнул и закурил. По-видимому, в здании располагался какой-то ресторан, так как из помещения доносился лязг вилок, ножей, голоса, шипение и бульканье.
«Кухня» догадался Марик и даже не думая, подошёл к повару.
– Извините, – чуть слышно произнёс Махманов. Тот подозрительно посмотрел на него.
– Чего тебе?
– Я очень голоден…
Недокуренная сигарета улетела в темноту. Дверь захлопнулась, оставив Марика в темноте и холоде.
– Я согласен на объедки… – пробормотал он уже в пустоту и, опустив голову, побрёл обратно в уголок, где ветер был не так заметен.
Прошёл час, два. Марик, трясясь от холода как желе, обшаривал подворотню на наличие хоть чего-нибудь съестного. Мусорные баки, стоящие тут, запирались на замок от бомжей, что очень огорчило его. Желудок урчал всё сильней и Махманов решил, что сейчас бы съел даже спаржу, которую ненавидел всеми фибрами души. Да что там спаржа, чёрствый кусок хлеба и то в радость был. С тоской вспомнился недоеденный шоколадный мафин в кафе «Латте». Вспомнился гнусный лицемер Глеб.
Он решил дождаться глухой ночи и попытаться дойти до автовокзала. Можно попробовать договориться с водителем автобуса, чтоб довёз его до родного города, а по прибытию рассчитаться. Колумбы искали его, Марик был уверен на сто процентов. Им заплатили деньги серьёзные люди, и спрос тоже будет серьёзным.
Подобрав пустую консервную банку, Марик провёл пальцем по внутренней стороне, чтоб собрать остатки жира. Банка блестела чистотой, вероятно, постаралась какая-нибудь бродячая собака. Больше мусора в подворотне не было, видимо дворник попался добросовестный.
Саднили раны на лице, болел торс, там, куда попадали удары ботинок, было ужасно холодно, но самым мучительным был голод. Он буквально пожирал изнутри, не давая сосредоточится на чём-то другом. Еда, еда, еда…
Нет. В этом городе нет еды для гомосексуалистов. Так же нет человеческого отношения для них, сочувствия, жалости… Это их ад.