В последнем случае и применялся метод "первопроходцы". Начальство велело крестьянину передать какое-нибудь послание другой Сотне, скажем, Второй Сотне. Поскольку никто не решался отказаться выполнить такое поручение, крестьянину ничего не оставалось, как идти через всё село. Когда он прибывал на место, то обнаруживал, что там его уже ждали. Немедленно начиналось новое следствие на ту же тему. Опять ему приходилось объяснять, почему он не вступает в колхоз, и снова ему советовали сделать немедленно этот шаг. Если он ещё всё сопротивлялся, его отсылали в другую Сотню, и всё начиналось с самого начала. После посещения последней Сотни, его направляли в сельсовет, где заседал товарищ Цейтлин. Здесь опять он подвергался длительному и замысловатому допросу.
Стояла зима, и было очень холодно. Все дороги и тропинки в селе занесло снегом. Несчастному приходилось всю ночь напролёт бродить по селу, оставляя за собой следы в глубоком снегу. Отсюда и возникло название "первопроходцы". Этот метод применялся представителями власти по явно составленному заранее графику. Каждую ночь около пяти крестьян нашей Сотни и примерно сорок человек других Сотен бороздили село. Можете себе представить эту картину: около сорока жалких крестьян, продрогших от мороза и падающих от усталости, медленно пробирались сквозь темноту, по пояс проваливаясь в глубокий снег?
На рассвете он возвращался домой только для того, чтобы получить новую повестку от руководителей Сотни явиться на следующую ночь.
Программа следующей ночи отличалась от предыдущей. Сначала ему приходилось несколько часов ждать своей очереди, а потом он подвергался прежнему допросу. Не передумал ли он? Согласен ли вступить в колхоз сейчас? Некоторые соглашались, но большинство по-прежнему отвечало "нет". Как и прежде, крестьяне старались привести разные отговорки, но на этот раз их не желали слушать, ссылаясь на отсутствие времени. Ему предлагалось немного обождать, но не в избе, поскольку в ней набилось много народа, а в сарае: там почти свободно. Действительно, там было "только" пять или шесть других крестьян, и несчастная жертва внезапно оказывалась запертой в промёрзшем сарае.
Этот метод давления назывался "охлаждением". Продрогшим, униженным и измождённым от недосыпания и домогательств крестьянам приходилась ждать часами. В холодной темноте сарая многие начали понимать безнадёжность своих сопротивлений.
Проходили часы, и представители власти требовали к себе крестьян, одни за одним, и снова предлагали подписать заявление в колхоз.
Большинство по-прежнему отказывалось. Поэтому поодиночке (им не разрешалось ходить группой) их снова отправляли "протаптывать тропинки". Это процедура повторялась день за днём, пока человек, окончательно выбившийся из сил и подавленный духом, не подчинился требованию властей. Тогда уже другой житель села занимал "своё" место в сарае и протаптывал тропинки в снегу.
Члены других Сотен подвергались издевательствам иного рода. Так однажды мы прослышали о событии, произошедшем во Второй Сотне.
Партийцы Второй Сотни вызвали на "социалистическое соревнование" по ускоренному вовлечению в колхоз Седьмую Сотню. Во время собрания, на котором крестьяне по-прежнему противились вступлению в колхоз, председатель Сотни велел затопить печь. Затем он приказал закрыть в печи заслонку, и, поставив на дверях стражу, покинул помещение.
Спустя некоторое время, несколько крестьян от угарного газа повалились на пол в полуобморочном состоянии. В конце концов, кто-то догадался разбить окно.
Не знаю, выиграл ли этот председатель соцсоревнование. Но человек, разбивший стекло, позже был привлечён к народному суду за
"вмешательство в работу официальных лиц" и за "порчу социалистической собственности". Его сослали в лагерь на десять лет, и с тех пор мы о нём ничего не слышали.
Вечерние и воскресные собрания были для нас чрезвычайно унизительными и мучительными. Несомненно, они готовились не столько для политического и идеологического промывания мозгов, сколько для того, чтобы сломить крестьянский дух независимости. Собрания проводились под партийным руководством в сторону коллективизации, и партийные работники "разъяснили" задачи, поставленные перед колхозами. Партийная пропаганда называла подобные собрания
"привлечением масс в социалистическом управлении государством".
Этим собраниям отводилась решающая роль в привлечении крестьян в колхозы. Обычно собрание открывалось длинной речью о методах коллективизации. Затем следовали краткие выступления, после чего отводилось время для вопросов и ответов. После этого председательствующий объявлял дебаты открытыми. Конечно, эти дебаты не выходили за рамки коротких выступлений представителей власти и активистов, а жители села не принимали в них никакого участия. У нас не было иного выбора, как слушать до отупения.
Наконец, председательствующий переходил к следующему вопросу. Это касалось "социалистического соревнования" за предыдущую неделю.
Каждый взрослый был вынужден принимать участие в соревновании по ускорению коллективизации.
Наше село соревновалось с соседней деревней. Наша Сотня вызвала на соревнование Восьмую Сотню и соответствующую Сотню соседней деревни.
Все руководители соревновались друг с другом, и предполагалось, что все сельские жители соревновались между собой.
Председатель собрания оглашал результаты соревнования. Несмотря на
"достижения", руководство никогда не было удовлетворено. Поэтому на нас сыпались обвинения, неудовольствие и угрозы. Они стремились к стопроцентному показателю.
Затем председатель собрания вызывал главу Сотни с отчётом о состоянии соревнования с другими Сотнями. Если случалось, что наша
Сотня лидировала, то появлялся шанс скоро уйти домой. Но, если мы были в числе отстающих, то должны были приготовиться прослушать длинную лекцию о важности "социалистического соревнования".
Соревнования между Десятками и Пятёрками так же подвергались тщательному анализу. Победителей, сумевших на прошедшей неделе привлечь в колхоз наибольшее число крестьян, ждал торжественный марш, звание Ударников труда и благодарность начальства. Отстававших заносили в "чёрные списки". Занимавшие промежуточную позицию могли рассчитывать увидеть свои имена на картинках с черепахами и крокодилами. Черепахи олицетворяли медлительность, а крокодилы – ошибочность. Самым позорным считалось быть "крокодилом". Их расценивали как врагов коммунистического порядка или, что было ещё хуже, саботажников. Обычно таких людей переводили в другие подразделения внутри Сотни или выводили в другую Сотню, и обязательно предупреждали, что в случае повторения невыполнения плана последует арест и тяжёлое наказание.
Покончив с итогами соревнований между подразделениями, переходили к отчётам об индивидуальных соревнованиях. Прежде всего, заслушивали отчёты руководителей. Каждый из них был вынужден придерживаться следующей схемы: сначала они шаблонными фразами превозносили преимущества колхозной системы, затем торжественно обещали "дорогим партии и правительству" к следующему воскресенью привлечь в колхоз такое-то число крестьян. После чего выступавший бросал вызов товарищу такому-то. "Товарищ такой-то" не имел другого выбора, как принять вызов, и начиналась цепная реакция.
Соревнование среди жителей села имело свои особенности. Всю неделю начальство "обрабатывало" нескольких крестьян. На воскресном собрании такой крестьянин заученно поднимался с места и монотонно произносил вызубренные слова о том, как он счастлив, вступив в колхоз. После этого он призывал кого-нибудь из крестьян последовать его примеру.
На воскресных собраниях инициаторы соревнований и их соперники обязаны были отчитаться об итогах за неделю. Начальству приходилось рапортовать, сколько крестьян привлечено в колхоз за период с предыдущего воскресного собрания. Те, кто демонстрировали хорошие показатели, всячески расхваливались. В противном случае выносился выговор, и их предупреждали о необходимости к следующему воскресенью улучшить результаты, иначе последует наказание.
Затем заслушивали крестьян. Инициатора соревнования оставляли в покое, но тот, кого вызвали соревноваться, немедленно обязан был принять или отклонить вызов. Если он не соглашался, то должен сейчас же дать разъяснения, почему нет. Если принимал вызов, то почему он ещё не внесён в список преданных советских граждан, например, колхозников? Для честного крестьянина это был болезненный момент, потому что он не мог себе позволить просто отказаться и послать к чёрту всё начальство вместе с их колхозом, что, бесспорно, он бы сделал при других обстоятельствах. Ему только оставалось промямлить: