В очереди не раздалось ни одного смешка во время этой "селёдочной" речи. Люди, почувствовав опасность, повернулись к Петро спинами.
Видя, что его юмор не оказывает никакого эффекта на присутствующих, Петро вместе с Антиным переключились на новый вид развлечений: песни и пляски.
Они пропели антикоммунистические частушки, придуманные жителями села со времени начала коллективизации. Они уже попели несколько таких частушек, когда поняли, что люди на это никак не реагируют.
Тогда обнявшись, они затянули ещё одну, и за это кто-то на них донёс. И вот теперь в качестве обвиняемых, под конвоем милиции, они предстали перед народным судом.
В то время я ничего не знал о судопроизводстве и законодательной системе, однако то, что я увидел в суде, показалось мне трагикомической пародией. После зачтения обвинения, в котором ни словом не упоминались конкретные преступления, судья Сидор начал допрос. Он читал вопросы дрожащим голосом.
– Ваше имя? – спросил он Петро, даже не поднимая голову от бумаги, которую он близко держал перед глазами.
Вопрос поставил Петро в полное замешательство.
– Что? – выпалил Петро, открыв рот от изумления.
Петро и Сидор были соседями и дружили всю жизнь.
– Ты что, перестал меня узнавать? – спросил удивлённый Петро.
Сидор заметно смутился и не знал, как выпутаться из этой ситуации.
Он посмотрел на товарища Черепина. С этой минуты Черепин взял ведение судебного заседания в свои руки. Голоса других раздавались только тогда, когда товарищ Черепин задавал им вопросы.
– Вы слышали вопрос, – угрожающе прошипел товарищ Черепин, глядя на Петро, как на вошь. – Ваше имя, фамилия и отчество?
– Но он знает, как меня зовут. Все знают…, – начал, было, Петро.
– Назовите своё имя! – повысил голос товарищ Черепин.
Петро беспомощно огляделся, словно он не понимал, что происходит, и послушно ответил. Затем посыпался поток других вопросов.
– Дата и место рождения?
– Место работы?
– Национальность?
– Состоите в партии?
– Имена родителей?
– Их социальное положение до революции?
– Пользовались ли они наёмным трудом?
Это было только началом долгого и утомительного допроса. Петро пришлось вспомнить детали своей биографии с младенчества до настоящего времени. Товарища Черепина особенно интересовало, что родители Петро, его дед с бабкой, родственники, а также родители его жены и все её родственники делали до и после революции и в годы
Гражданской войны. Находились ли они на гражданской или военной службе при царском режиме? Были ли они богатыми или бедными? Имели ли они наёмных работников? Как они приняли Октябрьскую революцию?
Для нас, жителей села, такой допрос показался странным, нам всем стало не по себе. Ведь далеко не все из нас точно знали дату своего рождения, а особенно – дни рождения своих родственников. Мы свято хранили память о своих предках, но, вероятно, немногие из нас с уверенностью могли знать, пользовались ли они наёмным трудом или нет. Поэтому сначала нам было непонятно, какая связь существует между предками Петро и его преступлением. Но, по мере дальнейшего допроса, для нас стало совершенно ясно, что и мы в ответе за всё то, что сделали наши предки.
Петро знал примерно, сколько ему лет, но он не мог указать место своего рождения по той простой причине, что его рождение не было официально зарегистрировано.
Товарищ Черепин истолковал это, как неуважение к суду. Затем Петро не мог припомнить в деталях, чем конкретно он занимался до революции и после неё. Суд увидел в этом попытку скрыть своё контрреволюционное прошлое. Дальше выяснилось, что отец Петра служил младшим офицером в царской армии в годы Первой Мировой войны. Никто на селе, включая самого Петро, не знал, какое именно тот имел звание, но его все считали героем, потому что лишь немногим крестьянам удавалось дослужиться до звания офицера царской армии.
Однако его убили на передовой, и на селе плохо помнили. Даже Петро считал, что совсем неважно, какое звание он имел, и не придавал этому никакого значения. Но товарищ Черепин считал по-другому.
– Итак, ваш отец был офицером царской армии?
Он специально делал ударение на слове "офицер". В то время это звание было предано анафеме.
– Расскажите нам, – продолжал он. – Сколько бедняков становились офицерами в царской армии?
– Откуда я знаю, – отвечал Петро.
– Совсем немного, – произнёс Черепин, прямо глядя на Петра. -
Только те крестьяне получали повышение, которые преданно служили царю и его режиму. Это ясно?
– Мой отец был…, – хотел что-то возразить Петро.
– Вас никто не спрашивает! – перебил его товарищ Черепин. – Мы знаем таких людей. Мы ещё помним то время. Ваш отец получил повышение по службе, потому что он был предан царю.
А, как офицер, он был погромщиком угнетённого народа. Если бы его не убили на войне, он непременно бы стал контрреволюционером, врагом народа.
– Но…, – попытался опять что-то сказать Петро.
– Замолчите! – прокричал грозно товарищ Черепин.
– Но его убили за три года до революции! – смог все-таки вставить
Петро.
Товарищ Черепин не стал больше тратить время на его допрос. Теперь он сидел, с ненавистью глядя на Петро. После минутного молчания, он придвинулся к Сидору и что-то прошептал ему на ухо. Последний немедленно приказал Петро сесть.
Затем вызвали обвиняемого Антина. Антину тоже предстояло ответить на множество вопросов, но это не заняло так много времени. Вскоре товарищ Черепин обернулся к судье, и тот, поспешно приказав Антину сесть на своё место, предоставил слово товарищу Черепину.
Предполагалось, что это будет обвинительная речь, а на самом деле всё свелось к обычному политическому выступлению, изобилующему избитыми фразами. Из всего сказанного мы поняли, что Петро и Анитина обвинили в подрывной деятельности против Коммунистической партии и
Советского государства. Конечно, их заклеймили контрреволюционерами и врагами народа. Петро провозглашался сыном царского офицера, и поэтому – потенциальным врагом народа. В результате всего сказанного товарищ Черепин предложил перенести рассмотрение дела в Верховный
Суд и Органы Госбезопасности.
Когда речь закончилась, кто-то зааплодировал, и другие последовали его примеру. Мы уже прошли хороший урок по тому, где и когда следует хлопать. Затем наступила тишина как в церкви.
– Какое преступление они совершили? – прокричал кто-то.
– Что они сделали? – спросил ещё кто-то из другого угла.
Аудитория пришла в движение. Раздавались голоса с требованием разъяснить, что за преступление совершили обвиняемые. Сидор, как послушная собака, смотрел на товарища Черепина. Члены суда нервозно заёрзали на своих стульях.
Но товарищ Черепин не растерялся. Не обращая внимания на судей, он медленно поднялся с места и пояснил:
– Поскольку обвиняемым вменяется в вину антипартийная агитация, а также высмеивание партии, правительства и меня, партийного представителя, лично; поскольку перечисление их преступлений публично будет повторением совершённых преступлений обвиняемыми против партии и правительства, то, по мнению суда, назвать их преступления – значит, нанести вред партии и правительству.
И всё. Это рассуждение не внесло полной ясности, но кое-что мы поняли.
– Вопросы будут? – буднично спросил товарищ Черепин.
Вопросов не было.
Затем мы с удивлением услышали, что обвиняемым даётся право выступить в свою защиту. Товарищ Черепин что-то шепнул Сидору, и тот первым разрешил говорить Антину.
Антин, держа в руках запачканную землей шапку, переминаясь с ноги на ногу, не знал, что сказать. Он только повторял, что не помнит, что говорил и делал в то воскресенье, потому что был пьян.
Потом наступила очередь Петро. Хотя сначала он выглядел растерянным, но быстро собрался с силами. Прежде всего, он долго смотрел на присутствующее начальство, а затем перевёл свой взгляд на членов суда с чувством сострадания, словно понимая их принудительное положение. Затем он почему-то глянул на рваную рубаху Антина и на свои ноги, обёрнутые тряпьём. Только после этого он начал говорить: