Почти сразу же семьи арестованных крестьян были выгнаны из своих домов. Я оказался свидетелем несчастья одной такой семьи. Мы жили недалеко от одного из арестованных, Тимиша Запорожца, которого мы, дети, звали дядей Тимиш. Около полудня в его хату заявилась группа представителей власти. Жене дяди Тимоша было объявлено, что поскольку её муж оказался "врагом народа", всё его имущество должно быть немедленно конфисковано и передано в собственность государства.
Женщина, сильно расстроенная и не понимавшая, что происходит, пыталась спорить с ними. Она спросила, какое преступление против людей совершил её муж, что его объявили врагом народа. Но чиновники не были расположены к обсуждению этой темы. Они повторили приказ освободить дом. Её разрешили взять только одежду для себя и детей.
Всё остальное должно оставаться на месте.
Только теперь несчастная женщина поняла, что происходит. Со слезами на глазах она умоляла их разрешить ей остаться с детьми в доме ещё на одну ночь, чтобы собрать нужные вещи. Но все уговоры были напрасны. Они опять повторили приказ. Женщина потеряла сознание и упала на пол. Её дети начали плакать. Главный в группе приказал поднять её с пола и вынести в сани, стоявшими уже наготове у дома на улице. В этот момент она пришла в себя и, рыдая, сказала, что ей некуда ехать. В этом доме, построенном ей самой, мужем и детьми, она прожила много лет.
Но слёзы и мольбы не помогли. Представители власти велели ей поторопиться. Один из них взял её за плечи. Закричав, женщина вырвалась. Тогда они схватили её, она сопротивлялась и рвала на них волосы. В конце концов, её выволокли из дома и бросили в сани. Пока двое мужчин удерживали её, детей вынесли на улицу. Какие-то их вещи швырнули на сани, и они тронулись с места. Всё ещё удерживаемая двумя "товарищами", жена дяди Тимиша и его дети, причитая и крича, исчезли в зимней мгле.
Позже мы узнали, что их увезли на железнодорожную станцию и погрузили в специальный товарный состав, отправившийся на север. Та же участь постигла и других арестованных людей. Больше мы о них ничего не слышали.
Спустя несколько дней после этих событий нас собрали на митинг. Он проходил в доме того же Тимиша Запорожца. Всё в доме подверглось перемене. Стены оказались снесёнными, и трёхкомнатный дом превратился в большую казарму с грубо отёсанными скамейками. Нам стало понятно, что Тимиш пал жертвой собственного дома.
Представители власти арестовали его только потому, что им нужно было большое помещение.
На этом собрании нас оповестили, что на селе теперь будет новое начальство. На первых порах это сообщение не вызвало никакого беспокойства. Просто предполагалось разделить наше село на отдельные секторы, названные Сотнями, Десятками и Пятёрками.
Я в то время был мальчишкой и не интересовался последствиями такого деления. Только позже я осознал, какой неизбежной ловушкой стала новая система руководства. Благодаря этому разделению
"тысячник" и его сподручные оказались способными установить беспредельный контроль над селом. Более того, теперь он мог обнаружить и уничтожить любое сопротивление партийной политике, и, следовательно, быстро провести коллективизацию всего села.
Наше село состояло из почти восьмисот дворов и четырёх тысяч жителей. Его разделили на восемь Сотен, восемьдесят Десяток и сто шестьдесят Пятёрок, в целом, 248 подразделений. Поскольку каждое подразделение возглавлялось представителем сельского Совета, то на селе стало насчитываться 248 чиновников – представителей власти.
Кроме того, к каждой Сотне был приписан пропагандист, а к каждой
Десятке и Пятёрке – агитатор. Таким образом, число должностных лиц удвоилось и дошло до 496. Помимо всего этого, при каждой Сотне формировалась Хлебозаготовительная Комиссия.
Эти комиссии рассылались по всем деревням и сёлам Украины. Сначала в каждом селе была только одна комиссия. Но уже при первых шагах коллективизации такая комиссия прикреплялась к каждому сельскому подразделению, например, к каждой Сотне. Контролируемые
Коммунистической партией, эти комиссии организовывались с единственной целью: конфискации собранного урожая. Позже, когда была провозглашена установка на полную коллективизацию и "ликвидацию кулаков как класса", эти комиссии превратились в основную силу по организации коллективных хозяйств и экспроприации кулаков.
Фактически, они стали деспотическими правителями на селе.
Эти новые хлебные комиссии состояли из десяти или более человек, увеличивая численность местных представителей власти до 576.
Наконец, было ещё три постоянных выконавца, местных милиционеров, для каждой Сотни, общим числом двадцать четыре человека. Они являлись важными представителями власти и имели право арестовывать людей без всяких юридических формальностей. В целом на селе появилось 600 представителей власти, или 75 управленцев на каждую
Сотню. Таким образом, каждое подразделение из ста дворов контролировалось 75 человеками. Если сюда присоединить 35 членов сельского Совета и 17 колхозных чиновников, то это число станет ещё больше. На самом деле, у нас на селе имелось 652 активных исполнителей власти. Другими словами, на шесть жителей приходилось по одному управленцу.
Большинство должностей было поручено обычным крестьянам, и тем самым, они сами оказались в двусмысленной ситуации. Они ненавидели идею коллективного хозяйства, и в то же время сами стали инструментом по её осуществлению. Они должны были выполнять свои обязанности как солдаты. У них не было другого выбора, кроме как подчиняться приказам. Любой член такой организации считался представителем власти, независимо от того, был ли он прислан правительством или являлся местным жителем. Титул "представитель власти" значил очень многое, поскольку давал практически неограниченные полномочия его обладателю. Таким образом, обычный житель старался избегать даже малейших контактов с местными властями, в то время как служение им давала ему громадные преимущества.
Простой крестьянин становился одним из представителей власти сразу же после вступления на должность члена комиссии, комитета или какого-то вида бригады, созданных для официальных целей.
Согласно коммунистической концепции, быть представителем советской власти считалось почётной обязанностью. Отказ служить этой власти означал предательство – самое тяжкое преступление. Каждый отказавшийся от должности или сопротивлявшийся властям подвергался тяжёлому наказанию как враг народа. Эта политика внедрялась с такой жестокостью, что только очень немногие осмеливались не принять новой должности или открыто противостоять власти.
Чтобы выслужиться перед государством представители власти должны были стараться во всю. Любой промах мог быть истолкован как отказ подчиниться партии и правительству. Поскольку их основной задачей была коллективизация и сбор сельскохозяйственной продукции, то они должны были коллективизировать самих себя и отдавать свою продукцию.
Раньше на селе имелось только одно начальство – Сельский Совет, выбираемый на общем собрании с одновременным избранием председателя
Совета и секретаря. В то время такие организации как
Коммунистическая партия и Комсомол ещё не играли важной роли в административной жизни деревни, и членство в этих организациях было большой редкостью в нашем селе.
Однако с развёртыванием коллективизации эта система самоуправления была ликвидирована. Общая деревенская сходка и сельский Совет лишились своей силы в пользу коммунистической партии, членство в которой стало возрастать среди сельских жителей. Организация коммунистической партии, подменив собой сельский Совет по всем вопросам, стала хозяином села, диктуя свои решения на общем собрании его жителей. В результате, общее собрание превратилось в послушную марионетку компартии. То же произошло и сельсоветом. Только коммунисты и комсомольцы или люди с несомненной преданностью партии и правительства имели право быть избранными или назначенными на ответственные должностные посты.
Вскоре после появления нашего "тысячника" в селе возникли две новые организации: Особый Отдел и Рабоче-Крестьянская Инспекция. Обе стали наводить ужас на жителей села.
Особый Отдел был составной частью ГПУ. Официально его представлял только один человек, занимавший кабинет в сельсовете и всегда одетый в полную форму ГПУ. Всё, что происходило за его дверями, а также имена его секретных агентов, оставались для нас загадкой. Однако считалось, что в каждую Сотню был внедрён один осведомитель, информировавший ГПУ о каждом жителе села конкретной Сотни.