Выбрать главу

Тысячники открыли охотничий сезон, не спрашивая нашего разрешения и даже не поставив нас в известность. Начав с восточной окраины села, они продвигались на запад, убивая на своём пути каждого пса и кошку, которые попадались им на глаза.

Тела несчастных животных были свалены на главном дворе колхоза. Но снять с них кожу оказалось делом непростым: мало кто умел это делать. Груду мёртвых животных сторожили два человека, лично назначенных товарищем Тысячником. Говорили, что его беспокоила мысль о возможности кражи тел животных голодными жителями села. Прошла неделя, но к работе по выделке кож так и не приступили. Сваленные в кучу убитые животные начали подвергаться разложению и от этой кучи потянуло тошнотворным запахом. Наконец, стало известно, что товарищ

Тысячник отдал приказание и стал лично наблюдать за распределением тушек животных всем желающим! Всё трупы расхватали всего лишь за несколько часов. Как говориться в пословице: "Голод – не тётка".

Оставался вопрос, с какой целью проводилась эта компания. Неужели государство действительно нуждалось в коже собак и кошек? Может быть. Но в тоже время наше местное начальство не торопилось снять кожу с убитых животных. Могло ли это быть частью главного плана по окончательному подчинению государству голодающих крестьян? То, что

Тысячники явились к нам на село с ружьями, подтверждало заблаговременное планирование компании по уничтожению собак и кошек.

Скорее всего выполняли чей то дьявольский приказ, имевший виду уничтожить кошек и собак, как последнего потенциального источника пропитания умирающих крестьян.

Однажды, в начале 1932 года, разнеслась ошеломляющая новость: "Они убивают соловьёв!". На Украине соловей считается национальным символом. Волшебные трели соловья всегда являлись неотъемлемой частью украинской деревни, с её буйными садами и белоснежными хатами. Каждая украинская семья считает своими соловьёв, живущих у них в саду. Раньше мы слушали соловьиные трели точно так, как городские жители слушали бы настоящий концерт. Никто, даже отчаянные сорванцы, ловящие других птиц, не осмеливался причинить боль соловьям. Народное поверье, живущее из поколения в поколение было то, что смерть соловья приносит несчастье в тот дом, где соловей умер или был убит.

Но голод безжалостен, и он заставляет проявлять безжалостность со стороны людей по отношению к другим божьим творениям, включая соловьёв. Пренебрегая легендой, несчастные голодные начали охотиться за соловьями наряду с другими птицами. Из их гнёзд забирались яйца и птенцы.

Как кошки и собаки, соловьи стали очередной жертвой Тысячников, хотя официально никакой компании по их истреблению не проводилось.

В часы рассвета или заката мы теперь слышали ружейные выстрелы вместо соловьиных трелей. В своей охоте за соловьями, как раньше при истреблении собак и кошек, Тысячники проявили последовательность и систематичность. На этот раз они начали с центра села. Они разбились на две группы: она двигалась на запад, а другая – на восток. Через несколько дней они добрались до нашей хаты, и я имел возможность наблюдать их действия. Они украдкой и бесшумно подбирались к дереву, на котором пел соловей, и поджидали удобного момента. Затем один из них вскидывал ружьё и стрелял. Они редко промахивались, потому что были умелыми стрелками. После каждого удачного выстрела счастливого охотника поздравляли его коллеги.

Мы наблюдали эту не имеющую смысла соловьиную охоту с чувством беспомощного негодования. Мы могли простить голодного, доведённого до умопомрачения жителя села за убийство любимых птиц в последней надежде на выживание. Но не было прощения тому, кто убивал соловьёв таким жестоким, хорошо организованным методом, с таким бессердечием, словно это было спортивное состязание со стрельбой по мишеням. Ища объяснение последним подвигам Тысячников, некоторые жители села думали, что таким образом эти городские жители мстили нам, сельским людям. Но возникал вопрос: за что мстить? Мы не считали себя виноватыми ни перед ними, ни перед правительством, которое они представляли. Как бы мы не старались, мы никогда не могли понять, что происходит.

Одно оставалось ясным: соловьиного пения больше не слышалось.

Требовалось время, чтобы соловьи опять появились у нас на селе к нашей молчаливой радости.

ГЛАВА 20.

Первая половина июня 1932 года принесла нам некоторое облегчение, и случаев голодной смерти стало меньше. Созревали ранние фрукты и ягоды, на грядках всходили первые овощи. Те, у кого не было своего сада и огорода, при любой возможности обрывали всё, что было съестного, в округе. В ночное время они проникали в чужие сады, и словно стаи саранчи, уничтожали всё, что попадалось на глаза: зелёный лук, молодую картошку, ещё недозревшие морковь, свёклу и петрушку, клубнику и фрукты. Вскоре ими были полностью очищены многие сады.

Воровство, грабёж и ограбление с взломом, о которых в наших краях раньше и не слышали, сейчас стали обычным явлением. Убийство или самоубийство перестало быть чрезвычайным событием. Беззаконие явилось результатом полного преображения общественной жизни и потери настоящих человеческих взаимоотношений. Местное управление, которое должно было следить за соблюдением законности и порядка, находилось в руках коммунистов, у которых для нас были другие планы.

Приведу такие примеры. Мы узнали, что два брата, Фёдор и Василий, мои хорошие приятели, были избиты до смерти, а их тела выброшены в заброшенную шахту. Говорили, что они были убиты своими соседями за то, что украли у них прямо из дома какую-то сваренную еду. Ещё один мальчик был забит до смерти только за то, что позарился на чужую клубнику. Молодую женщину ожидала такая же участь за кражу овощей.

Во всех этих и подобным им случаях не проводилось никаких расследований, даже не заводилось дел, и виновных не наказывали.

Колхозный урожай тоже подвергался воровству со стороны изголодавшихся людей. Как только опускалась ночная мгла на овощные поля, их тут же наводняли крестьяне, гонимые голодом. Они хватали всё, что могли нащупать в темноте. Люди выдёргивали картошку, срывали качаны молодой капусты, выкапывали свёклу и морковь. В то время начинали наливаться колосья пшеницы. И истощённые люди срывали эти колосья и ели зёрна прямо здесь, в поле. Колосья уносили домой и сушили. Из этого зерна, хотя ещё и не дозревшего, варили кашу. Те, кто работал на колхозных полях, тайком пытались унести немного овощей и несколько колосков, чтобы покормить своих детей и неработающих членов семьи. Но вскоре оказалось, что такой источник пропитания ненадёжен. Товарищ Тысячник положил конец этой практике: он организовал бригаду "Коммунистической бдительности" и поручил ей охранять колхозные поля. Членами этой бригады стали коммунистические активисты, комсомольцы и школьники. Спустя много лет я наткнулся на статистические данные, предоставленные Павлом Постышевым, который от имени Москвы стоял во главе Украины:

В 25 регионах Украины 540 тысяч детей было вовлечено в охрану колхозных полей, и 10 тысяч детей принимало участие в борьбе против мародеров.

Бдительные стражи несли свою службу на колхозных полях день и ночь. За каждым работником не только тщательно следили во время работы, но и обыскивали в конце каждого рабочего дня. Это делалось в соответствии с чёткими указаниями товарища Тысячника, который опасался, что колхозники, не смотря за установленное над ними наблюдения, всё же будут утаивать зерно под одеждой.

Более того, чтобы уберечь урожай 1932 года от голодающих крестьян, партия и правительство приняли несколько строгих постановлений. В соответствии с этими постановлениями были сооружены наблюдательные вышки вокруг пшеничных, картофельных и прочих колхозных полей. Эти вышки по внешнему виду напоминали те, которые можно видеть вокруг тюрем и лагерей. На них располагалась охрана с ружьями. Многие голодные крестьяне, бродящие в поисках чего-нибудь съестного вдоль полей и на самих полях, становились жертвами метких молодых бдительных охранников. Если голодного человека, ищущего пропитание, настигали живым, то его ожидало суровое наказание. Его обвиняли в расхищении "социалистической собственности", неважно, сколько колосков ему удалось собрать, конфисковали всё имущества и ссылали в концентрационный лагерь куда-нибудь на север.