Вечером пропагандистские фильмы прокрутили в здании школы и на улице под открытым небом. В импровизированном театре несколько вертящихся танцоров на сцене создавали атмосферу всеобщего веселья.
Несмотря на все эти мероприятия, жители села не торопились встретиться с членами отряда. Большинство крестьян не выходило на улицу. Только дети, молодые ребята и девушки, члены комсомола и комнезёма пришли полюбопытствовать на площадь, но не это входило в планы районной партийной верхушки и представителей власти. Их интересовали взрослые крестьяне, те, кого им приказали согнать в колхозы.
Посланцы партии и правительства могли чувствовать разочарование, но они не опускали рук. Они были обязаны идти до конца к выполнению цели, не считаясь с поведением крестьян. И поэтому, спустя несколько часов после оккупации сельской площади, агитаторы начали стучаться в наши дома. Некоторые даже не затрудняли себя условностями — они просто входили без стука. Вооружённые всеми видами бумажной пропаганды, они вламывались в наши хаты и говорили, что единоличник — это враг, и дорога в рай проходит через колхозы. Жители слушали этот новый Агитационный отряд, но заготовленные цитаты, речи и объяснения не убеждали. Ничто не могло сдвинуть крестьян с места.
Агитаторы приказали всему населению собраться на следующий день, в воскресенье, на сельской площади. От каждой семьи должен прийти хотя бы один представитель. Поскольку выбора у нас не было, многие жители села послушно подтянулись к площади. Я тоже пришёл сюда, но скорее из любопытства.
Когда я подошёл, уже собралось много народа. Жители села — мужчины, женщины и дети — не могли скрыть своего беспокойства. Они были издёрганными, уставшими и хмурыми. Быстро тараторящие городские жители, агитаторы, старались втереться в толпу селян. С улыбками и показной простотой, они подошли к нам и даже пытались шутить. Однако отсутствие реакции с нашей стороны и наша пассивность только усилила их враждебность.
Атмосфера на площади накалилась. Вдруг послышался какой-то машинный рокот. Этот рокот почти сразу перешёл в плавное позвякивание, и вскоре мы увидели сам источник этого звука.
«Трактор! — крикнул кто-то. — Смотрите! Это же трактор!». Все повернули головы, и впервые в жизни увидели настоящий трактор. Он медленно выезжал из-за угла прямо на нас. В нашем селе никогда не было трактора, но мы узнали его по виденным ранее картинкам. Зрелище было впечатляющим, и представители власти сознавали это.
Машина двигалась вперёд. На капоте развивался большой красный флаг. Водитель, вцепившись за руль двумя руками, смотрел прямо вперёд. В глазах мальчишек и девчонок он выглядел настоящим героем.
Достигнув заранее намеченного места, трактор остановился, и сразу стало тихо. Жители села и прибывшие представители власти окружили трактор, а районный партийный комиссар взобрался на него. Когда он начал говорить, в толпе крестьян наступила тишина.
Речь комиссара оказалась очередным повторением. Он заявил, что правительства капиталистических стран не проявляют заботы о беднейшем крестьянстве. Крестьяне капиталистических государств во всём мире безжалостно эксплуатируются. Только Советский Союз заботится о своих крестьянах, поэтому крестьянство живёт счастливой жизнью, крепко стоит на пути ведения хозяйства социалистическими методами (он сказал об этом, как о совершённом факте) и обеспечено самой лучшей сельскохозяйственной техникой.
«Посмотрите сюда, — произнёс он, указывая двумя руками на трактор. — Где ещё, кроме Советского Союза, бедные крестьяне, как вы, владеют собственными тракторами? Нигде! Только у вас есть такое преимущество!».
Я стоял недалеко от трактора и, скучая, стал его внимательно разглядывать. На выхлопной трубе трактора я заметил клеймо «International», выполненное латинскими буквами.
Глава 5
«Только вы, в нашей любимой стране, владеете тракторами, этими мощными машинами, которые будут работать для вас.… Но враги народа вынашивают заговор против наших любимых партии и правительства!», — прокричал комиссар. Он поднял обе руки к верху. И, словно по подсказке, зазвонили церковные колокола. Колокольный звон раздавался всё громче и громче. Толпа замерла в молчании. Все устремили свои взоры на церковь.
Никто не знал, кто подал сигнал или отдал приказ. Но когда товарищ комиссар, указывая рукой на церковь, сказал, что колокольный набат специально спровоцирован врагами народа, чтобы саботировать его выступление, агитаторов словно прорвало. Всё пришло в движение. Радом с трактором чей-то голос прокричал: «Долой церковь!». Его подхватил другой голос, и это призыв стал раздаваться с разных концов площади.
Неожиданно вокруг возникли плакаты, написанные белым на красном фоне, «Долой церковь!», «Да здравствует коллективное хозяйство!», «Да здравствует Коммунистическая партия!», «Давай!», — гремел голос. «Давай!», — вторил ему другой.
Крича «ура», словно солдаты перед рукопашным боем, толпа стихийно ринулась по направлению к церкви. Добежав до цели, они стали бросать камни, бутылки и палки, разбивая окна и двери.
Перед церковной стеной появились длинные лестницы, и дюжина агитаторов быстро добралась до купола. Затем на крест набросили длинные верёвки. И, подбадриваемые криком, смехом и бранью, приезжие агитаторы дёргали за верёвки до тех пор, пока крест не упал, расплющив крышу. Затем сняли колокола и сломали купол.
Одновременно с активностью на крыше другая группа приезжих агитаторов рыскала внутри церкви. Всё внутреннее убранство подверглось разрушению. То, что когда-то было прекрасной церковью, гордостью всего нашего села, за считанные минуты превратилось в руины.
Жители оказались неспособными защитить место своего богослужения. Когда началось это безумие, некоторые из них стали расходиться по домам, но большинство застыло на месте, сняв шапки и читая молитвы.
Мы поняли, что эта политическая оргия была тщательно спланирована и организована. Трактор был гвоздём программы, а партийный комиссар, без всяких сомнений, являлся командующим всей операцией. Теперь мы были уверены, что колокольный набат во время выступления комиссара тоже стал частью общего плана, и звонили в колокола сами пропагандисты. Мы осознали, что шаблонные фразы и нарисованные плакаты были заготовлены задолго до появления в нашем селе.
Церковь, а точнее то, что от неё осталось, стала служить сельским клубом. Каждый вечер пропагандисты отплясывали на том месте, где раньше располагался церковный алтарь.
Никто не знал, куда во время атаки на церковь, подевался наш батюшка. Это произошло воскресным утром, и ему следовало отстоять службу, но его в церкви не оказалось. Позже мы узнали, что он стал предательски сотрудничать с агитационной бригадой. Его звали Иван Бондарь.
Бондарь обладал талантом пользоваться случаем и извлекать из всякой ситуации личную выгоду. Ещё в прошлом году он служил в церкви дьяконом. Он был высокого роста, имел приятную внешность и зычный голос. Он умел читать и писать, что позволяло считать его образованным человеком. Многие жители села верили, что со временем он мог бы стать хорошим приходским священником. Никто не сомневался, что и сам он лелеял мечту о собственном приходе, поскольку он стал отпускать бороду, а это являлось неотъемлемой чертой служителей Православной Церкви. Затем пришло время коллективизации, и правительство приступило к компании против церкви. Бондарь неожиданно исчез из села.
По поводу его исчезновения было немало слухов. Кто-то считал, что его арестовали. Некоторые утверждали, что он, предчувствуя надвигающуюся опасность, вынужден был бежать и скрываться, оставив на селе семью. Но незадолго до прихода Агитационной бригады он вновь объявился в нашем селе. За время отсутствия он отпустил длинные волосы и претендовал на звание святого.
Однажды субботним утром, когда наступила время утренней службы, никто иной, как Бондарь взошёл на алтарь. Без малейшего колебания он объявил, что теперь он является нашим настоящим приходским священником. Словно стараясь избежать расспросов и возмущений, он немедленно запел песнопение своим громким басом. Мы так никогда и не услышали никаких объяснений.