Опять машу бармену, чтобы мне повторил. Мой жест совпадает с жестом соседа, когда бармен подходит, мужик озвучивает:
— Мне виски, а даме — что пожелает за мой счет. У нее, похоже, сложный день.
У меня вскипает гов… гордость! Это, что, намек? Что я могу сегодня ни на что не рассчитывать, поэтому мне стоит надраться?
Бармен же и ухом не ведет. Ставит перед наглецом вискарь, а мне клонирует «Маргариту». Сосед салютует мне стаканом, а я демонстративно отворачиваюсь.
И встречаюсь взглядом с Катькой, которая только что не бровями мне машет в сторону мужика. Кивает головой в сторону соседа и одними губами проговаривает: «Догнать и трахать!»
Строю ей козью морду. Поздняк, Катюня! Даша уже облажалась. У подруги опять разрывается телефон.
— Кто? — спрашиваю я, хотя догадываюсь, что это Коршунов, у которого наверняка в этот день на жену свои планы. Да у всех сегодня свои планы. Одна я — не пришей кобыле хвост. Катька и чудом ко мне вырвалась из своего леса, чтоб я не чувствовала себя совсем брошенной. Но это так себе утешение, потому что сейчас он побежит к любимому мужу, а я останусь в одиночестве.
— Коршунов, — делано недовольно морщит Катя нос, а глаза у нее горят предвкушением. — Скоро заберет меня. А ты чего делать будешь? Еще ж не поздно.
— Домой пойду, — вздыхаю я.
— Слушай, но в таком платье идти домой — грех. Надо где-то светануть фигурой.
— Да ну на фиг, — отмахиваюсь я. — Кругом эти мерзкие парочки. И ведь знаю, что по традиции они сегодня все переругаются. Почему, не знаю, но в день Святого Валентина, всегда какая-то лажа приключается. И все равно бесит! Я себя одинокой не чувствую, но эти жалеющие взгляды. Мол, бедняжка, одна, никому не понадобилась… Тьфу! А некоторые девицы еще и не скрывают превосходства, смотрят так снисходительно…
— Да ладно, — Катя допивает свой мохито. — Они злятся, что их мужики тебе вслед шеи сворачивают. Платье у тебя, прямо скажем, простора для фантазии не оставляет. Сразу видно, что ты в поиске. Я борюсь с собой, чтоб не прикрыть тебе декольте салфеткой. А то не дай бог Коршунов впечатлится. Может, все-таки тряхнешь стариной?
— Не-а. Домой пойду. Устала я. Намахну еще «Маргариты» и почешу.
— Ладно, не грусти, — подруга целует меня в щеку, сползая с барного стула. — Ты желание-то загадывала, как я велела?
— На старый новый год, что ли? Загадывала от отчаянья, да я в это не верю.
— Ну вот и посмотрим.
— Девчонки! Привет, Даш, — за нашими спинами материализуется Коршунов. — Я у тебя жену, пожалуй, заберу.
Сзади происходит какая-то возня, я оборачиваюсь и вижу, как Катькин муж молча ручкается с моим соседом.
— Вот и компанию тебе оставляю. Даша, это Сергей. Прошу любить и жаловать, остальное на твое усмотрение.
Глава третья
— Я нисколько не настаиваю на общении, — довольно резко говорю я, недовольная медвежьей услугой Коршунова, когда тот скрывается в дверях, уволакивая за собой Каю, которая на потеху всем вокруг строит мне многозначительные рожи.
— Я уже понял, что ты, — Сергей указывает глазами на мою сумку, — вполне самодостаточная.
— Ха-ха. Очень смешно, — кривлюсь я. Сколько можно уже меня смущать?
— Вообще-то и правда забавно. В этот день все девушки тащат своих упирающихся парней праздновать день их любви, а ты выгуливаешь вибратор.
— Хочешь наступить мне на все больные места сразу и еще и пройтись по теме одиночества в Валентинов день?
— Ничего подобного, — поднимает он руки в примиряющем жесте.
Но я уже завелась:
— Если хочешь знать, меня сегодня приглашали на свидание. К чему, по-твоему, на мне такой наряд, в декольте которого сегодня наш бармен даже уронил оливку? Да вот незадача! Кавалер решил на мне сэкономить и предложил просто погулять по улице! Скажи мне, чем вы, мужики, думаете, когда приглашаете девушку, разодетую на свидание, с укладкой и макияжем, шататься по гололеду в двадцатиградусный мороз? Для того ли мы бреем ноги, надеваем минималистичное белье и натягиваем чулки на поясе?
— На тебе чулки? — тут же переспрашивает Сергей?
Я закатываю глаза. Что я говорила? Кобель!
Заметив мою реакцию, он исправляется:
— Не знаю, чем думают другие мужики, но, извини, сейчас я могу думать только о том, что на тебе под платьем.
— А если намекнуть хотя бы на кофейню, — продолжаю я вываливать на Сергея свое недовольство мужским родом, — то ты автоматически становишься меркантильной стервой.