Было что-то странное в манере говорить у попутчика Холмогорова. Он произносил слова, но при этом не поворачивался к собеседнику, а смотрел прямо перед собой широко открытыми глазами, при этом взгляд его оставался неподвижным, будто он видел что-то недоступное взору других.
– Вы долго были в Смоленске?
– Выехал сегодня утром, теперь возвращаюсь.
"Значит, все в порядке, зря я волнуюсь, – подумал Холмогоров. – Случись что с отцом Михаилом, в Борисове бы об этом знали”.
– Отец Михаил звонил мне, сказал, что церковь и церковную ограду осквернили сатанисты и над кладбищенскими памятниками надругались.
– Да, это главная стоящая новость в городе за последние дни.
– Для большого города сатанисты не редкость, но неужели и у вас в Борисове появилась секта?
– Не знаю, что вы услышите от отца Михаила, что станут рассказывать вам в городе, но я могу поручиться за то, что никакой секты сатанистов в Борисове не существует.
– Почему вы так уверенно говорите об этом?
– У каждого своя специальность, своя профессия. Я в курсе всех городских новостей, просто обязан знать такие вещи.
– Возможно, это просто хулиганы, действующие под видом сатанистов, – предположил Холмогоров. – Я немного знаком с идеологией сатанинских сект и мог бы определить по нарисованным знакам, ставили их со смыслом или это всего лишь имитация.
– Уже не увидите, отец Михаил назавтра же распорядился их закрасить.
– Но вы-то видели и сможете описать? Игорь заметно погрустнел:
– Нет, к сожалению, нет, хотя рад был бы вам помочь.
Впереди показалась медленно ползущая навстречу огромная фура. По периметру лобового стекла мельтешили разноцветные огоньки, словно на рождественской елке, капот украшали три фигурки толстых гномиков с пылающими красными глазами-лампочками.
В тот самый момент, когда до фуры оставалось метров сто пятьдесят, из-за нее внезапно вырулил мчащийся на огромной скорости легковой автомобиль. Ни марку, ни номера рассмотреть было невозможно, Холмогорова ослепил яркий свет фар. Андрей даже не успел нажать на тормоз, не успел вывернуть руль. Он в ужасе вцепился в руль машины, уводя ее немного вправо. Встречный автомобиль просвистел буквально в десяти сантиметрах возле “Жигулей” Холмогорова, сумев-таки вписаться между фурой и машиной. Это произошло в считанные секунды, но они показались Холмогорову бесконечно длинными.
Липкий страх, окативший его, понемногу отступал, Андрей вновь в мыслях прокрутил всю ситуацию и удивился тому, как хладнокровно вел себя Игорь. Он не вздрогнул, – не вжался в спинку сиденья, а продолжал спокойно смотреть перед собой, словно и не было мчащейся на него, слепящей ярким светом фар машины.
– Да, сам я не видел знаков, нарисованных сатанистами, но, по-моему, это не имитация, – спокойно продолжил пассажир.
И тут Холмогоров понял, что Игорь слепой – ничего не видит. Стали понятны невзначай оброненные им фразы, нашло объяснение его спокойствие, он просто не видел мчащейся на него машины.
– Вас что-то смутило? – улыбнулся пассажир.
– Извините, я спрошу вас о том, что вам, наверное, неприятно: вы ничего не видите?
– Абсолютно, – качнул головой Игорь. – Но я вполне научился обходиться без посторонней помощи. Именно поэтому мне все равно, выходить голосовать на дорогу днем или ночью. Ночью даже безопаснее, водители ведут себя осторожнее.
"Каково жить в полной темноте, – подумал Холмогоров, – и все время слышать от других это страшное, но желанное слово “видеть”, когда вполне можно обходиться другими: “слышали”, “знаете”, “находитесь в курсе”, “вам известно”.
– Не бойтесь, меня не смущают разговоры о моей слепоте, я уже привык к ним. В Борисове многие знают меня, – и Игорь, не опуская головы, вынул из кармана визитную карточку, подал Холмогорову.
Андрей Алексеевич, продолжая вести машину одной рукой, рассматривал картонный прямоугольник, на котором аккуратным компьютерным шрифтом было напечатано: “Игорь Богуш. Ведущий FM-станции” и ниже – номер телефона.
– У вас хорошая профессия.
– Я бы хотел иметь такую профессию, – уточнил Игорь.
– Эта визитка – ваша мечта?
– Не совсем так. Я и в самом деле ведущий FМ-станции, только она нигде не зарегистрирована. Дома у меня стоит маломощный передатчик, вся студия умещается на письменном столе: музыкальный центр, самодельная станция, компьютер, микрофон. Но меня можно принимать практически во всем Борисове, я выхожу в эфир три дня в неделю. Рассказываю о городских новостях, о том, что случилось в мире музыки, спорта, науки.
– И все это нелегально? – изумился Холмогоров.
– У меня никогда не хватит денег заплатить за лицензию, держать бухгалтерию. Настоящие FM-станции – дорогостоящее удовольствие. Но, слава Богу, милиция и военные относятся ко мне с пониманием. Пару раз пробовали прижать, но каждый раз отступали. В городе нет аэропорта, так что самолетам я не мешаю, а милиция и военные работают на других частотах.
– Неужели все так просто? – изумился Холмогоров.
– Конечно же, нет. Сколько препирательств мне пришлось вытерпеть с начальником милиции, дважды у меня даже конфисковывали аппаратуру. Но, слава Богу, многие люди слушают мои передачи, поздравления с днем рождения, с годовщинами свадеб. Среди слушателей попадаются и влиятельные в городе люди. Дважды мне возвращали аппаратуру, конечно, без извинений. Кстати, Андрей, – сделав над собой усилие и назвав Холмогорова по имени, сказал Игорь, – вас не коробит то, что я часто упоминаю Бога всуе?
– Коробит, – честно признался Холмогоров, – но вы делаете это реже, чем другие.
– Вот так я и живу. Люди мне звонят, со мной считаются. Это единственная возможность почувствовать себя нужным обществу.
– Вы сразу пришли к такой идее?
– Что значит “сразу”? – изумился Игорь. – Раньше я видел, и мне было легко жить, так же, как и остальным. Потом, – пассажир развел руками, – случилось страшное.
– Как?
– Мы возвращались с другом со свадьбы на велосипедах. Выпили, конечно… Это теперь я почти не пью. Во всяком случае, не напиваюсь.
– Не пьете после того случая?
– Конечно. Проезжали мимо стройки, и я врезался на велосипеде в присыпанную осенними листьями бетонную панель. Мы ехали с горки, скорость большая, я не успел вписаться в поворот. Ударился толовой о панель и, как говорили потом врачи, у меня наступило состояние клинической смерти. Если бы не друг, бывший десантник, я бы погиб – он запустил мне сердце. Если бы действовал так, как учат в инструкциях для гражданских, вряд ли это у него получилось бы. Он запустил его тремя ударами кулака в грудь – со всей силы, сломал три ребра, – засмеялся Игорь.
– Не так уж это весело.
– Если бы ребра остались целы, сила удара не достигла бы сердца. Полгода я ничего не помнил, провалялся по больницам, потом год надеялся вернуть зрение. Ничего не помогло, оказалось, нерв перебит. Можно сказать, я еще легко отделался. Честно говоря, мне грех жаловаться на судьбу. Я видел мир, знаю, как он выглядит, мне не нужно объяснять, что такое цвет, как выглядит восход солнца. Но мне стали доступны и другие миры, на которые люди не обращают особого внимания, – мир звуков, запахов… Я нашел свое дело в жизни. Других FM-радиостанций в городе нет, а столичные до нас не достают. Я уважаемый в Борисове человек.
– Вы в самом деле счастливый человек, – сказал Холмогоров. – Как только увидел вашу улыбку, сразу же почувствовал: такой человек не может замышлять ничего плохого.
– К сожалению, сам я своей улыбки не видел, потому что не умел улыбаться по-настоящему до того, как ослеп. Уже светает, – сказал Игорь.
– Откуда вы знаете?
Пассажир пожал плечами, задумался:
– Я и сам толком не могу объяснить, то ли теплее сделалось, то ли вы увереннее ведете машину. Хотя нет, – он засмеялся. – Вот в чем дело – птицы запели. Ночью они спят.
– Всем чудесам непременно находится простое объяснение, – отозвался Холмогоров.