Вложение денег оказалось выгодным и безопасным. Столичных воров больше антикварных ценностей интересовали золотые украшения и часы. Через полгода сам собой объявился страстный любитель реликвий времен расцвета Российской империи, обласканный советскими властями французский журналист из газеты “Юманите” – печатного органа французской компартии. Наводку на Лукина дал журналисту английский коммунист.
Француз обращался к Лукину не иначе как “мсье-товарищ”. Вот “мсье-товарищ” Лукин и продал поштучно весь сервиз “мсье-товарищу” Дюбуа. Французский коммунист оказался щедрее английского – расплатился валютой, выложив за сервиз половину его реальной стоимости. Чашечки, блюдца, тарелочки, супницы и соусницы, переложенные газетками, бесшумно укатили в Париж. Французский коммунист в память о себе оставил Лукину кучу денег и заказы – список того, что могло бы заинтересовать его в следующий приезд. Теперь Лукин работал целенаправленно, он стал разыскивать то, на что уже имелся конкретный покупатель.
Тюремный опыт привил Самсону Лукину привычку действовать крайне осторожно. Сомнительный товар, валюту, крупные суммы денег он не держал дома. За несколько лет Лукин создал хорошо отлаженную систему, выступал лишь в качестве координатора. Благодаря работе в архиве он доподлинно знал, где сейчас живут потомки известных дворянских фамилий, наследники коллекционеров, музейных работников, партийной номенклатуры, тыловых полковников и генералов, вывезших из Германии, из немецких дворцов и замков картины, скульптуры, ковры, оружие.
Когда Лукин или его люди не могли договориться с владельцем картины или канделябра, книги или монеты, кольца или броши, приходилось обращаться к бандитам. Те под заказ доставляли нужную вещь.
Осторожность помогла Лукину пережить и хрущевские, и брежневские времена – он вовремя научился не держать дома ничего ценного, будь то деньги или антиквариат сомнительного происхождения. Тюремная наука пошла ему на пользу.
Лукин обзавелся узким кругом надежных помощников, которым, как верным собакам, стоило лишь указать цель, обрисовать, что тебе нужно и назвать адрес, и нужная вещь уже на завтра оказывалась в условленном месте. От заказчиков отбоя не было. Место работы Лукина позволяло ему встречаться с кем угодно в помещении архива. Самсона Ильича не сумел взять в оборот даже КГБ. Отмотавший срок еще на сталинской зоне, Лукин нюхом отличал сотрудника органов от человека, искренне интересующегося искусством.
Лукин немного занервничал, когда к власти пришел Андропов. Нутро подсказывало ему, что в миниатюре могут повториться сталинские времена, когда человека сначала брали, а потом уж придумывали за что. Да и возраста он достиг такого, что поневоле начнешь задумываться: к чему богатство, если не можешь им воспользоваться в полной мере? Лукин оказался достаточно умным человеком, чтобы не повторять чужие ошибки. Он не стал легализовать деньги анекдотическим способом, к которому прибегали некоторые недалекие “теневики” и бандиты, хотя в эпоху застоя он был крайне популярен. Отыскивался владелец выигрышного лотерейного билета, по которому причитался автомобиль, и билет перекупался подпольным бизнесменом за двойную цену, а затем, погашенный в сберкассе, вставлялся в дубовую рамочку и вывешивался в гостиной нового владельца на всеобщее обозрение; вот, мол, откуда у меня деньги, выиграл! И вместо десяти засвеченных тысяч тратилась в пять раз большая сумма.
Изощренный в обмане государства Лукин изобрел куда более хитрый ход. Когда в очередной раз французский товарищ из “Юманите” наведался к нему в архив, Самсон Ильич, вопреки обыкновению, пригласил журналиста, ставшего уже настоящим другом, на небольшую прогулку. На этот раз предстояло отправить за границу десять икон, специально отобранных Лукиным. Иконы принадлежали старообрядческой церкви и когда-то составляли один ряд иконостаса. Произведение шестнадцатого века, даже если это мазня неумелого художника, ценно уже само по себе. А тут была редкая по изысканности работа мастера, хорошо знакомого с тонкостями византийской живописи.
– Рубли мне ни к чему, – прямо объявил Самсон Ильич французскому товарищу.
– Могу устроить счет за рубежом, – усмехнулся француз.
Лукин лишь крякнул:
– При этой власти мне за границу не выбраться.
– Да. Легче верблюду пройти сквозь игольное ушко, чем богатому попасть в царствие небесное, – припомнил евангельскую аксиому журналист.
– Меня не выпустят даже в Болгарию или в Польшу по туристической путевке. Так что ваше предложение заманчиво, но пользы от него мне никакой. Вы должны организовать для меня получение наследства.
Француз от удивления даже присвистнул. Подобная мысль в голову ему не приходила.
– У вас, Самсон Ильич, есть родственники за границей?
– Слава Богу, никогда не было, иначе мне долго пришлось бы объяснять следователю НКВД, на разведку какой страны я работаю, – усмехнулся знаток антиквариата. – Но вы мне должны организовать такого родственника, только, пожалуйста, не из бывших белогвардейцев или власовцев.
– Родственник-еврей вас устроит? – напрямую спросил журналист “Юманите”. Лукин помялся, но согласился.
– За неимением лучшего.
– Еврей – гарантия того, что к власовцам и к русской аристократии ваш новый родственник не будет иметь никакого отношения.
– Тоже логично.
– Это обойдется вам в двадцать процентов от суммы наследства, – предупредил французский товарищ.
Лукин засмеялся:
– В деньгах огромная сила, за них можно купить даже последнюю волю уже умершего человека. Хотя.., объясните мне, на кой черт ему на том свете деньги?
– Всегда найдутся жадные родственники. Как другу я вам скажу, каким образом будут поделены эти двадцать процентов: десять – родственникам и десять – нотариусу, который задним числом составит завещание.
– Вы про себя забыли! – воскликнул Лукин.
– На вас, Самсон Ильич, я заработал неплохо. Готов оказать и дружескую услугу.
Лукин и француз чисто по-русски, как купцы в допетровские времена, ударили друг друга по рукам. Они и прежде никогда не составляли письменных договоров, все обязательства оговаривались только устно, и не было еще случая, чтобы они подвели друг друга.
К седьмому ноября Лукин получил открытку с видом Эйфелевой башни, буквы латинские, но текст русский: “Pozdravlau vas s velikim sverscheniem v zyzni vsego tschelovetschestva” (“Поздравляю Вас с великим свершением в жизни всего человечества”).
Лукин понял, несмотря на немецкий акцент в написании, смысл поздравления, разобрал, что французский товарищ устроил все наилучшим образом. Вместо того чтобы бегать по инстанциям, Лукин засунул открытку под стекло на книжной полке и терпеливо ждал, пока его отыщет представитель инюрколлегии.
Самсон Ильич абсолютно честно долго морщил лоб, будучи не в силах представить, кем же ему приходится скончавшийся полгода тому назад в Париже девяностолетний еврей, пожелавший оставить никогда не виденному им Лукину пятьсот тысяч французских франков в виде наследства. На навязчивое предложение советского юриста перечислить неожиданно свалившееся ему на голову наследство в фонд мира Лукин ответил твердым отказом.
В те годы валюту в живом виде у государства получить было невозможно, но зато с оформлением наследства Самсону Ильичу открывался свободный доступ к прелестям распределительной системы: машина без очереди, мебельный гарнитур, аппаратура и даже туристические путевки в закрытые здравницы СССР.
Скромная жизнь архивного работника кончилась, даже у соседей по дому богатство Лукина не вызывало подозрений, всем стало известно о его французском наследстве. Вопреки советской привычке ненавидеть людей за их счастье, соседи даже жалели Лукина, мол, не может человек получить наследство франками, “обувает” его родное государство, меняет свободно конвертируемую валюту на деревянные рублики.
Операцию с наследством Лукин провернул не совсем вовремя, потому как советская власть вскоре приказала долго жить, а вместе с ней накрылись и все рублевые сбережения вне зависимости от того, держал человек незаконно заработанные в сотенных или пятидесятирублевых купюрах, зарытых в подвале, складывал ли законно заработанные деньги на сберегательную книжку.