Вдруг перед его глазами всплыла картина. Беззвучно опадают лепестки белых хризантем. Невеста в белом подвенечном платье с букетом цветов идет по коридору отеля. Должно быть, спешит на свадьбу или на помолвку. Подол платья стелется по полу. Один за другим падают на пол белые лепестки. Сопровождающая невесту женщина то и дело наклоняется к бледно-зеленому ковру, подбирая лепестки…
Все это когда-то видел Миякава, проходя по коридору отеля. Женщина старалась подбирать лепестки так же тихо, как они падали. Замечала ли невеста, что опадают лепестки с цветов, которые она держала в руках? Во всяком случае, она не подавала виду. Пока Миякава думал о бессердечности садовника, составлявшего для невесты букет из несвежих хризантем, у него возникла мысль о том, что все это могло бы послужить прекрасным сюжетом для трагедии: беззвучно падающие лепестки белой хризантемы – лепестки жизни, срываемые с невесты житейскими бурями…
Когда спускаешься с железнодорожной платформы и выходишь в город, сосна и холм скрываются за домами. Но стоит завернуть за угол, где стоит зеленная лавка, как сосна вновь появляется и уже не исчезает из поля зрения до самого дома Миякавы.
Сосна хорошо видна и со стороны моря. Каё, дочь Миякавы, рассказывала ему, что, когда они с возлюбленным впервые отправились на его яхте в море, она видела сосну, хотя они уплыли далеко-далеко, и холм, на котором она стоит, был едва заметен в дымке берега. Увидела сосну – и заплакала.
Миякава вспомнил об этом во время помолвки Каё. Ее женихом был другой юноша – не тот, с кем она плавала на яхте. В ту пору Миякава счел неуместным спросить у дочери, почему она заплакала, увидев сосну. А потом все было недосуг.
Миякаве и в голову не приходило, что сосна может засохнуть при его жизни. Так же как он не мог предположить и того, что поселится в доме, позади которого на холме будет сосна. Но его не оставляла мысль о том, что дерево, стоявшее здесь уже добрую сотню лет, ожидало встречи с ним, с Миякавой. Значит, сосна не должна была погибнуть, не дождавшись его. Ведь она росла ради него. Сейчас он уже точно не помнит, какие ветки у нее стали рыжеть первыми: те ли, что у вершины, или средние, а может быть, те, что снизу. Да и домочадцы тоже говорили по-разному.
Когда Миякава заметил на сосне рыжие иглы, он не подумал, что это признак ее скорой гибели. Своего садовника у него не было, и он обратился за помощью к другу. Пришедший садовник хладнокровно заявил, что сосна погибнет. Он добавил также, что дерево, видимо, подтачивают насекомые и, раз иглы начали рыжеть, спасти его уже невозможно. Миякава просил хоть что-нибудь предпринять, но садовник лишь беспомощно разводил руками.
Из дому и со двора, с улицы и с платформы – отовсюду тяжело было глядеть на это гибнущее дерево. Агония продолжалась долго. На сосне не осталось ни одной зеленой иголки, но, порыжев, они не опадали. Бывали дни, когда засохшая сосна казалась Миякаве зловещей и безобразной. «Глаза бы мои на нее не глядели», – нередко думал Миякава, но вопреки таким мыслям невольно обращал к ней свой взор. Он думал, что нужно поскорее срубить сосну. И не только ради того, чтобы он перестал ощущать ее в себе, но для того, чтобы похоронить ее.
Прошло еще несколько лет. Порыжевшие иглы осыпались, мелкие ветки сгнили, пообломались и многие большие ветки.
Миякава стал реже вспоминать о существовании засохшей сосны и о том, что хотел срубить ее. На погибшие ветви ложился снег. Он как бы обновлял дерево. Ветви под снегом были холодными, но временами казалось, будто от них исходит тепло.
И вот он увидел на вершине сосны сокола. Птица опустилась на сосну, потому что Миякава ее не срубил. А сосна не была срублена потому, что добраться до нее было нелегко, а может быть, из-за лености Миякавы. Так или иначе, а сосна по-прежнему стояла на вершине холма и на ней сидел сокол.
Сокол сидел неподвижно. Миякава затаив дыхание глядел вверх, и ему казалось, что в него вливается соколиная сила, что эта птица передает свою силу и высохшему дереву.
Миякава хотел было позвать жену, чтобы и она полюбовалась на сокола. Звать надо было громко, иначе жена бы не услышала, и Миякава раздумал, решив, что его крик вспугнет птицу.
Сокол был недвижим, словно изваяние. Казалось, своими когтями он намертво впился в дерево.
Однако птица – существо живое, когда-нибудь она улетит. А засохшая сосна останется. Но это будет сосна, на которой сидел сокол. Миякава один раз видел его, но теперь сокол надолго останется в нем.
Какую весть принес сокол для Миякавы? Если его появление было хорошим знаком, добрым предзнаменованием, то в чем же счастье, в чем радость, которые должны были снизойти на Миякаву? Не в том ли, что он увидел сокола?
Это случилось позапрошлой весной. Огромная высохшая сосна, что стоит на вершине холма за домом, с тех пор почти не изменилась. Сокол больше не прилетал. Может быть, и прилетал, но Миякава его не видел.
Миякава стал теперь думать, что сокол внутри него.
Вряд ли поверят люди, расскажи он им, что в их городок, да что там в городок, прямо на холм, рядом с его домом, прилетал сокол! Он решил никому об этом не рассказывать.