Как бы ни относился Бари к пьяной и злой болтовне в «Соло», но на следующий день он решил проверить дальние посадки вне расписания. И глазам его предстало бескрайнее зеленое море, состоящее из давешнего вьюна.
Бари рвал и метал. Он трижды полностью затуплял свою мотыгу и трижды точил ее. Почувствовав, что силы его покидают, а зелень все не убывает, Бари поехал домой за подкреплением. Дома никого не застал. Захватив еще пару мотыг и оставив записку, раздосадованный и злой, он бросился в новую битву за урожай. А приехав в дальнюю часть поля, к своему чрезвычайному удивлению, нашел там только срубленные плети нового сорняка да свои посадки, которые еще час назад скрывал живой зеленый ковер. Вьюн бесследно исчез.
Несколько дней подряд после этого Бари проверял поле и ни разу не нашел и травинки. Наконец успокоился и занялся сбором грибка астилаго, пока тот не начал спороизвержение.
У маленькой Люси тем временем обнаружились зачатки дара художницы. Для своего возраста, она выдавала просто шедевры. Растроганная ее рисунками, Патриция, не имевшая и намека на художественный дар, разрешила малышке разрисовать ее комнату. Что она и сделала с большим рвением. За три дня детская комната расцвела желтыми и красными тюльпанами, стала домом для всевозможных птиц и, что привело Патрицию в полный восторг, обзавелась собственной церковью. Правда, в результате трехдневных художеств, Люси заляпала пестрыми пятнами две сорочки и сама извозилась с головы до ног. По этому, чтобы отпраздновать окончание художественных работ, Патриция взяла Люси на озерцо, расположенное на территории «Красного дола» и не имеющее названия.
Патриция стирала на камнях, а Люси долго купалась, распространяя по гладкой воде цветные разводы. А на обратном пути они отклонились от привычной тропы и зашли на тот самый участок, полностью поросший тем самым вьюном.
— Твой отец совсем хозяйство запустил, — сказала Патриция и вырвала несколько спутанных плетей.
Люси же в этот момент взвизгнула, опустилась на четвереньки и, закрыв глаза, прошептала:
— Не надо. Они же живые.
Патриция было собралась рассказать Люси, что все растения живые, но не так, как люди. И что от одних есть польза, а от других — нет. Но тут она обернулась и увидела, что ее дочь, бледная, как простыня, сидит на голой земле и, раскачиваясь из стороны в сторону, шепчет:
— Они живые. Им больно. Не надо. Не надо. Не надо.
Когда они вернулись домой, Люси оклемалась и порозовела. Тем не менее, Патриция упросила мужа привезти из Ративиля лекаря. Доктор Малоу осмотрел девочку и заверил мать в ее отменном здоровье, похвалил расписанную комнату, выпил чаю с плюшками и удалился, не взяв платы за вызов. А Бари еще долго ворчал по поводу потраченного бензина и пустых переживаний.
Рассказ о происшествии на поле вызвал у фермера праведный гнев, но не из-за слов дочери и ее самочувствия. Больше его разозлило новое появление сорняка. Вооружившись мотыгами, он опять поехал на борьбу с сорняками, но нашел только ровно засаженное помидорами поле. За такой розыгрыш, не показавшийся ему хоть сколько-нибудь смешным, Бари чуть не поднял руку на Патрицию. Но та со всей серьезностью дала клятву на библии, что говорит правду. Бари пришлось поверить. Он слишком хорошо знал свою жену, чтобы допустить, что она могла дать пустую клятву.
На следующий день Бари и Патриция вместе пошли к дальней границе «Дола» и снова ничего не обнаружили. Бари только хмыкнул и повернул к дому. Патриция же помянула лукавого. На всякий случай, сняла с шеи нательный крест из красного дерева с серебряной фигуркой Спасителя и прочитала короткую молитву. На обратном пути она вдруг обнаружила в кармане старого платья, куда поспешно бросила крест, догоняя мужа, приличную дыру, и пришлось возвращаться.
Патриция не удержалась на ногах и пала на колени, не зная, что перед ней: происки нечистого или божественное проведение. Но томаты, несколько минут назад еще свободные, были полностью опутаны зелеными лозами давешнего вьюна. Его было не так много, как вчера и все же не заметить его, да еще опытным фермерским глазом Бари Шефорда, было бы невозможно. А на ближайшей к Патриции лозе, свисающей с колышка для подвязки помидоров подобно протянутой руке, висел ее нательный крест.
Патриция снова клялась и Бари снова поверил. Однако ни Бога, ни дьявола в проделках не заподозрил. Он уже давно привык, что если вокруг происходит что-то странное, то к этому приложил руку его брат, Шеннон.