На сообщение, что его надули, Шеннон никак не отреагировал. Он был занят разработкой способов контакта представителей двух разных царств.
Свою ошибку Шеннон понял только следующим летом, когда ел ягоды, оставляя косточки для исследований. Молнией в голове вспыхнули слова Дулфи о том, что растений слишком мало. Холодный пот выступил на лбу.
И как же он раньше не понял? Мало! Их слишком мало! Любой вид, разумный или нет стремится к размножению. А заботами фирмы «Чудо» за прошлый год не появилось практически ни одного нового растения!
Стрелой Шеннон помчался в головной офис фирмы «Чудо». Он хотел встретиться с Дулфи. Получив от охраны грубый отказ, он принялся объяснять, доказывать, а когда и это не помогло — стал требовать. Но охрана хорошо знала свое дело — выполнять приказы и ни о чем не думать. В конце концов, Шеннона просто вышвырнули на улицу. Грубо и безапелляционно.
А потом проверенная прошлым летом фармацевтическая машина для зарабатывания денег снова раскрутила свой безжалостный маховик. Схема «Деньги — ягоды — косточки — деньги» горожанам очень нравилась. Устраивала она и фермеров, торгующих ягодами и фирму «Чудо». Не устраивала только бегонии, но с растениями никто считаться не хотел.
После того, как все жалобы благополучно застряли в бюрократических сетях, Шеннон пошел на отчаянные меры — стал скупать косточки по более выгодной цене и высаживать подальше от города, а когда потратил все свои деньги, устроил пикет у офиса «Чуда» с призывом не сдавать «семена новой жизни». Но убеждения, не подкрепленные деньгами, эффекта не возымели.
Через полмесяца в Ративиле открылась целая сеть аптек, продающих чудо, разлитое по пузырькам. И снова товар сметали с прилавков, невзирая на удвоенные цены. Позже в «Соло» выпивохи говорили, что видели фургоны фирмы «Чудо», пылящие по шоссе в сторону столицы штата. Фирма расширялась.
— Не волнуйся, — сказала малышка Люси дяде Шеннону, когда тот, признав свое поражение, вернулся из города. — Бегонии могут о себе позаботиться.
— Я знаю, — ответил ученый устало. — Вот как раз этого я и боюсь.
Через неделю произошел первый случай отравления. Рыжий Морган, стремясь доставить удовольствие своей жене, выпил слишком много «Чуда» и слег в больницу с симптомами столбняка. Тогда никто не связал болезнь с чудесным средством. Но скоро похожие случаи стали происходить по всему городу, и уже нельзя было отрицать очевидное — вместо волшебного исцеления «Чудо» несло болезни.
В городе ввели карантин. Из столицы штата, где так же произошла вспышка заболевания, приехали врачи и военные. Перекрыли дороги. Простое исследование выявило в «Чуде» содержание нейротоксина в опасной для человека концентрации.
Федеральный агент Джейсон Стемфилд, в полном соответствии с буквой закона, неделю прождал ордер на обыск пресловутой фирмы «Чудо». А дождавшись, в сопровождении трех десятков оперативников, вломился в давно опустевший головной офис. Прямо посреди кабинета директора, чье имя было тщательно стерто с пластмассовой таблички, следователь обнаружил закопченную железную урну, полную бумажного пепла. А рядом небрежно лежал единственный избежавший костра документ — патент на лекарственное средство «Чудо», оформленный на некоего профессора Шеннона Шефорда.
Когда, спустя три дня, федералы добрались-таки до «Красного дола», оказалось, что профессор Шефорд уже арестован местным шерифом и находится в городской тюрьме. А чтобы перевести заключенного в ведение федеральных властей, нужны соответствующие бумаги, пренебречь которыми агент Стемфилд не мог. Ему не позволяла совесть.
— Так мы выиграем время. Узнаем, какие против тебя улики и что нам с ними делать. А может, и Дулфи найдем. Держись, дружище, — это были последние слова, которые шериф Стилан сказал Шеннону, захлопывая за ним дверь одиночной камеры.
Шерифу самому хотелось верить, что они могут что-то сделать. Хотя он понимал, что если его вызовут в суд, то придется давать показания против друга. Ведь он был свидетелем того разговора с Дулфи, когда Шеннон рассказал рецепт этого проклятого чуда в бутылке.
И ученый на несколько дней остался один в тишине бетонной клетушки и неведении изоляции от окружающего мира. Единственный человек, которого он видел, был угрюмый смотритель тюрьмы, приносящий еду. Но он не говорил с заключенными.
Эти несколько дней сильно подействовали на Шеннона. Неведенье — страшная вещь. Воображение ученого уже начало рисовать судебный процесс, проходящий без него, где его только обвиняли, и никто не высказывался в его защиту. И судьи с лицами профессора Дулфи уже вынесли смертный приговор, но велели отсрочить наказание на полгодика, чтобы заключенный помучался. И толпа кричала: «Правильно! Правильно! Пусть мучается, отравитель!»