А однажды даже смотритель не явился в положенный час, и Шеннон подумал, что его решили заморить голодом. Но к этому времени ему уже было все равно, жить или умереть. А если умереть, то поскорее бы.
Услышав голос, он решил, что сошел с ума, что было вполне закономерно. А голос донесся с улицы. Даже не донесся. Кто-то будто шептал в самое ухо-окошко камеры, расположенной на третьем этаже тюрьмы.
— Ш-ш-Шеннон Ш-ш-шеф-форд, Вы с-с-свободны.
И даже, если бы Шеннон попытался определить пол говорящего или его возраст — не смог бы, настолько голос был бесцветен, лишен привычных интонаций. А затем в окошко протянулась лиана бегонии, на конце которой висела связка ключей.
Издалека тюрьма напоминала древний заброшенный замок, поросший плющом. Только это был не плющ, а бегонии. Рядом сидела Люси и выглядела так, будто ничего не происходило, а над ее плечом возвышался отросток бегонии. Новый. Таких Шеннону видеть еще не приходилось. Это был большой зеленый бутон. Он то раздувался, со свистом набирая воздух, то сдувался с шипением. И сквозь это шипение отчетливо слышалась человеческая речь.
— Наш-ш-ш народ ух-х-ходит. Туда, где нас-с-с не найдут. С-с-спасибо вам, Ш-ш-шеннон. Мы много узнали о вас-с-с. Черес-с-с два лета мы вернемс-с-а. Мы приглаш-ш-шаем вас-с-с с-с с-с-собой.
— Пошли, дядя, — сказала Люси, лучезарно улыбаясь, — мне одной там будет скучно.
Ученый задумался. Перспектива уйти на необитаемые людьми просторы, изучать бегоний и учить их всему, что знает сам, была похожа на его самую дикую мечту. Но он поспешно отогнал от себя возникшую картину.
— Нет. Я останусь здесь. Кто-то должен подготовить людей к встрече нового мира. Мира, в котором человек уже не будет единственным разумным существом. Это будет трудно. Но любое дело должен кто-то начать.
Попрощавшись с бегониями и Люси, Шеннон запылил по дороге в сторону городка настолько маленького, что он не был обозначен на картах. Там ему предстояло отсидеться, пока не бросят его искать, и…
…Что он будет делать дальше, Шеннон пока не знал. Но ни на секунду не сомневался, что когда придет время, он что-нибудь придумает.