Я оказался в другом месте. Моё сознание было чистым и, на удивление, я понимал, что моё тело сейчас находится в бассейне, а сам я уже хожу по коридорам большого здания. Вокруг никого не было. Очень неприятно пахло смесью кислой капусты, туалета и табачного дыма. Постепенно я стал замечать детали. Потолки были очень высокими и наверху болтались фрагменты разбитых люстр из прошлого века. Стены были из неровной серой штукатурки. По углам плинтусов и в пределах недосягаемости рук, виднелись отслоившиеся куски толстой зелёной краски.
Деревянные окна вдоль длинного коридора украшали стёкла с многочисленными, заклеенными прозрачным скотчем трещинами. Местами фрагменты отсутствовали и там, между стеклом, довершили свой век ржавые огрызки яблок, многочисленные серые от грязных рук комочки жвачки и смятые бумажки в клеточку. Безошибочно угадывалась обстановка студенческого коридора.
Всё вокруг было отмечено потрясающими затратами ручного труда. Тысячи человеко-часов были потрачены на украшение всего этого великолепия настенной живописью иголочками, гвоздями, шариковыми ручками, пеплом от бычков, и копоти от спичек. Над украшением этого храма науки, в том числе постаралась природа, которая несколько десятилетий копила отложения от грязной, ржавой воды, текущей с потолка. Пятна, подтёки, попытки закрасить самые непристойные надписи на стенах, куски бумажек валяющиеся на полу — всё это было мне знакомо по прошлой жизни.
Я рассматривал бетонный заливной пол с кусочками мраморной крошки, в котором легко терялись многочисленные плевки, крошки, исписанные стержни и другие виды человеческого быта. Покрашенная в зелёный цвет батарея, вся была облеплена жвачками. Капли стекающей зелёной краски, навсегда застыли на металлическом кране, под которым темнела небольшая лужица.
Солнце светило сквозь окна, украшая прямыми лучами туман в длинном коридоре. Я решил пройтись по этому запущенному заведению. По одной стороне, мне встречались самые разные двери, таблички на которых уже давно отсутствовали, а номера аудиторий были подписаны чёрным маркером. Несколько дверей были оббиты нержавеющим металлом, уголки которого были отогнуты и в одном месте порваны. Многочисленные вмятинки от носков обуви студентов, показывали их местные нравы.
Дальше по коридору, находилась крашенная белой краской дверь с многочисленными трещинами в досках. Ручка на этой двери была новая и видимо менялась совсем недавно. В вывеске нужды не было, благодаря запаху. Это был туалет, который по совместительству служил курилкой. Когда я приоткрыл дверь, я понял, что основное назначение этого помещения — курилка.
Там стоял такой густой дым, что по светлому пятну вдали, только угадывалось окно, но ничего не было видно. Судя по звуку бегущих бачков, помещение было большим, но входить туда не хотелось. Ходить на ощупь в тумане из едкого, вонючего дыма, совсем не хотелось. Можно было напороться ладонью на гвоздь, использующийся как ручка двери кабинки и заразиться неизвестно чем.
За пять лет учёбы в таком заведении, инстинкт щепетильности и чистоплотности, должен выветриваться без остатка. Подчиняясь чувству толпы, уже на второй год, новые студенты начинают ковырять стены и деревянные подоконники и находить удовольствие в разговорах между собой в интимном тумане курилки, используемой иногда как туалет. Проучившись в таком институте, ты будешь автоматически лепить использованную жвачку под любой попавшийся стол, стул и так далее.
Вытирая руку, которой касался ручки двери, о свою джинсовую куртку под пуховиком, я пошёл дальше. Я подошёл к окну и посмотрел наружу. Я уже забыл о цели своего сна, поэтому с удовольствием насладился видом. Исключительно отечественные машины за окном, камазы, белазы и носящиеся с гудящим воплем троллейбусы — не оставляли сомнений о том, где я оказался. Мне даже почудился злорадный смех Грегори.
Чувствуя, что это точно не Атлантис, я решил досмотреть сон до конца. Я находился примерно на четвёртом этаже. Когда я подошёл к лестнице, навстречу мне послышался быстрый цокот каблуков снизу. По лестнице поднималась какая то женщина в годах. Я увидел, что её волосы в спешке собраны наверху в причудливый комочек. Чёрные очки в толстой оправе, журнал под локтем и высокий не глаженный воротничок, выдавали в ней рассеянного учителя.