Мы не будем давать оценку философии Леви-Стросса. Многие его взгляды для нас неприемлемы. Лишь небольшая группа западных специалистов во всем согласна с учением Леви-Стросса и некритически копирует встречающиеся в его книгах методы описания и анализа мифов. Как это обычно случается с эпигонами, в их работах больше сказываются слабые, а не сильные стороны теории учителя. Однако главные идеи французского ученого о природе мифа, по-видимому, верны. Их в значительной степени разделяют многие советские специалисты по мифологии, в том числе и ведущий из них — Е. М. Мелетинский.
Леви-Стросс уподобляет мифологию скорее музыке, чем литературе. Лишь вся совокупность известных индейцам мифов дает по-настоящему полное представление о мировоззрении аборигенов континента. Любой миф в отдельности — лишь своего рода мелодия, выводимая одним из инструментов большого оркестра. Сложившееся у индейцев представление об окружающей действительности раскрывается в мифах не путем сухого последовательного описания, а образно, эмоционально, метафорично.
Если некоторые явления и предметы, которые наблюдает индеец, вызывают у него сходные ассоциации, в мифе эта связь найдет отражение. Например, ярко-красные перья тропических птиц легко наводят на мысль об огне и крови. И вот появляется рассказ о том, как шарик из перьев стал солнцем, птица испачкалась кровью змеи или приобрела свою окраску потому, что принесла людям огонь. Однако соответствующие тексты «придуманы» не с одной лишь целью объяснить происхождение солнца, огня или цвета перьев. Все эпизоды, с начала и до конца, вместе и порознь, тоже обусловлены определенными ассоциациями. Поэтому не приходится удивляться неожиданным и, на наш взгляд, абсолютно нелогичным, абсурдным поворотам в развитии мифического действия. Конец и начало этих историй порой кажутся произвольными, одни тексты включают обрывки других, поведение героев бывает жестоким, аморальным, бессмысленным и может находиться в вопиющем противоречии с нормами не только европейской, но и индейской культуры.
В конечном итоге мифология утверждает незыблемость принятых в племени норм поведения и культурных ценностей, но подобная мысль никогда не бывает сформулирована в виде простого наставления. В мифе как бы перебираются различные варианты действительности, существа и объекты ставятся в разнообразные необычные положения, в результате чего их свойства становятся более наглядными. Зная свойства вещей, слушатель сам убеждается в том, что в реальном мире каждая из них занимает предназначенное ей место, а любые отклонения от существующего порядка пагубны.
Поскольку мифы не объясняют происхождения вещей в том смысле, как это делают научные гипотезы, они полны противоречий. Например, в индейских преданиях луна часто считается женщиной. Но одновременно дневное и ночное светила могут восприниматься как два брата. Общепринятого представления относительно пола луны не было — оно менялось от мифа к мифу.
Противоречивость, многозначность придавала мифологии гибкость, позволяла, в зависимости от ситуации, сослаться на тот или другой случай. Если в нашем фольклоре и есть что-то подобное, то это, конечно, пословицы, которые равно провозглашают прямо противоположные истины. Подобная «народная мудрость» не направляет действия человека, а помогает ему в любом положении найти себе оправдание: раз так поступал народ (пословицы) или предки (миф), значит, подобная форма поведения допустима. Таким образом, в изменчивой повседневности отыскиваются прочные основы. Характерно, что у индейцев пословиц нет.
Мифы священны. Они повествуют о деяниях предков, и ничто в рассказе не должно быть изменено. Изменения вносятся в «канонический» текст неосознанно, случайно, незаметно для самого рассказчика. Зато если мутация произошла, она начинает исправно повторяться и в новых пересказах закрепляется.
Отдельные элементы мифа устойчивы в разной степени. Легче всего меняются конкретные образы и реалии. Гораздо устойчивее основной сюжет мифа. Конечно, как уже было сказано, встречается немало текстов, в которых действие обрывается на полуслове или уходит в сторону от заявленной темы, так что конец теряет связь с началом. Но все же чаще события излагаются исходя из несложной схемы, чью устойчивость гарантирует ее общеизвестность и простота. Таким бывает снабженный некоторыми специфическими мотивами рассказ о мести, похищении, нарушении супружеской верности. Подобные основные сюжеты (в индейской мифологии их несколько десятков) в свою очередь основаны на нескольких мыслительных стереотипах. Например, многие мифы построены по той же схеме, что и обряд инициации (через испытания, символическую смерть — к достижению нового статуса, обновлению). Не менее распространено построение мифологического рассказа по «закону перевернутого настоящего».