Наиболее близкие аналогии южноамериканским мифам о борьбе мужского и женского начал в Старом Свете встречаются от Средиземноморья до Средней Азии. В местных преданиях повествуется не просто о племени женщин, но о вооруженной борьбе с амазонками и об обществах, в которых социальные обязанности мужчин и женщин были распределены противоположным образом, чем сейчас. Интересно, что в древнегреческих источниках говорится, будто амазонки вырезали у себя грудь, чтобы лучше стрелять из лука. В свете того, что известно об индейской мифологии, этот мотив можно рассматривать как переосмысление более древнего представления о безгрудых женщинах дней творения. К первобытному мифу о мужчинах, вынужденных заниматься домашними делами, в то время как их жены управляли общиной и совершали ритуалы, восходит и предание о Геракле, который по приказанию дельфийского оракула попал в подчинение царице Омфале. Наряженный в женское платье, Геракл прял шерсть, в то время как Омфала облачалась в львиную шкуру и носила палицу. В Малой Азии Омфала считалась богиней — покровительницей женщин. С аналогичными представлениями связаны кавказские и ближневосточные предания о великих царицах — Тамаре, Томиранде, Семирамиде. На Кавказе и в Средней Азии подобные сюжеты в фольклоре сохранились почти до наших дней. Так, в 1875 году в Хорезме была записана сказка о «женском ханстве». почти дословно совпадающая с мифами об установлении в обществе господства мужчин, которые рассказывали огнеземельцы, мундуруку и представители других индейских племен. Разница между этими текстами только жанровая. Мифы считаются священными, действующие в них первопредки — реально существовавшими, а сказка — заведомая «ложь». Однако сюжет, последовательность эпизодов могут быть одинаковы в произведениях разных жанров. Многие фольклорные сюжеты эпохи классовых обществ своими корнями так или иначе восходят к сюжетам первобытных мифов.
Как ученые, занимающиеся южноамериканской мифологией, так и исследователи преданий народов Евразии порой интерпретируют рассказы о женщинах-воительницах, стране амазонок и т. п., как воспоминания о реально существовавшем «женовластии». Советский востоковед Л. С. Толстова, осуществившая очень интересную подборку «матриархальных мотивов» в среднеазиатском и кавказском фольклоре, например, видит в мифических амазонках «готовых к битвам юных защитниц родной земли», забывая о специфике мифа как исторического источника особого рода. Мифы и в самом деле содержат уникальную информацию о прошлом, но вовсе не потому, что описывают подлинные события. Отдельно взятый миф даст исследователю не больше, чем один глиняный горшок для археолога. Однако сходные тексты, встречающиеся у разных племен и народов, могут свидетельствовать как об определенных закономерностях первобытного мышления, так и о древних культурных контактах.
Предания о мужеподобных женщинах и женоподобных мужчинах известны на всех континентах. Но далеко не все мифы распространены столь же широко. Есть немало таких, которые засвидетельствованы только в Евразии и в Америке. Среди них особенно интересны тексты со сложной фабулой. Набор мотивов в них крайне своеобразен. Предполагать повторное независимое возникновение подобных сюжетов в силу самой по себе логики мифологического сознания труднее, чем в случае с простыми повествованиями, построенными по принципу «перевернутого настоящего». Такие мифы полезно принять во внимание, исследуя проблему происхождения индейцев, ибо в самой Евразии они встречаются не повсеместно.
Евразийско-американских мифологических параллелей сравнительно мало как раз в ближайших к Новому Свету районах северо-востока Сибири. И это вполне объяснимо.
В начале нашего века русские этнографы В. Г. Богораз и В. И. Иохельсон продемонстрировали значительное сходство мифов чукчей и коряков, с одной стороны, и индейцев северо-запада Северной Америки, с другой. Они объясняли этот факт древними историческими связями народов Чукотки и Аляски. Несмотря на ряд уточнений, внесенных в эту гипотезу новыми поколениями исследователей, в основе она считается верной. Однако речь идет главным образом о мифах племен языковой семьи на-дене, то есть той группы индейцев, которая проникла в Новый Свет позже других. С мифологией обитателей более восточных и южных областей Америки близких параллелей в чукотско-корякском фольклоре не наблюдается. По-видимому, миграция на-дене, эскимосов и алеутов, а затем и расселение на северо-востоке Азии чукчей, коряков и других сибирских народов в значительной мере стерли следы пребывания более древнего населения, от которого произошли современные индейцы Южной Америки. Чукотка и Колыма были лишь сравнительно коротким промежуточным этапом на пути следования предков основной части американских аборигенов с их прародины в Новый Свет. Следы культуры, близкой к древнейшей индейской, легче могли сохраниться в тех областях Евразии, откуда этот путь начался и где и дальше продолжали жить народы, имевшие с предками индейцев некоторые общие культурные традиции.