В поисках параллелей индейским мифам о хозяйке вод необязательно отправляться в глубь веков или в далекие страны. Легенды на подобный сюжет были широко распространены в фольклоре народов Европы. Еще в конце прошлого века они были записаны совсем близко от Ленинграда — в юго-восточной части Эстонии. Действие одной из них развертывается в годы русско-шведской войны. В легенде рассказывается, как дочь городского головы в Тарту в наказание за преступления отца была оставлена у водных духов. Ее страж (когда-то, скорее всего, муж) — жаба с золотой короной. Дева горюет о родителях, от ее слез вздувается протекающая через Тарту река Эмайыги, и начинается буря. Само название «Эмайыги» («мать-река») связано, скорее всего, не столько с ее полноводностью, сколько с древним представлением о матери вод, обитающей здесь. В другой легенде о хозяйке реки Мустайыги, близ Выру, говорится о девушке, которая стала жить в водах, так как ее никто не брал замуж из-за седых от рождения волос.
Подобные сюжеты, встречающиеся на территориях протяженностью в тысячи километров, фольклористы часто именуют «бродячими». Считается, что такие мифы, легенды и сказки переходили от одного народа к другому, совершенно бессистемно «путешествуя» по земному шару. Однако бессистемность здесь только кажущаяся, вызванная неверно выбранным масштабом исследования. Для картографирования некоторых явлений культуры годится крупный масштаб, но закономерности в распространении многих фольклорных сюжетов становятся ясны лишь при работе с картой мира. Зона распространения мифов и легенд о водной богине охватывает Евразию и Америку, но не заходит на другие материки. Довольно правдоподобно предположить, что этот сюжет проник в Новый Свет вместе с переселенцами из Азии, как и мифы о героях-мстителях и о разорителе гнезд. Поскольку он известен в таких удаленных районах Южной Америки, как Огненная Земля, можно предполагать, что его принесла с собой одна из древнейших групп мигрантов.
Сопоставляя фольклорные сюжеты столь далеких областей, как Европа и Южная Америка, исследователь, конечно, должен соблюдать осторожность. Возможность независимого возникновения мифов никогда не исключена. Показательно не детальное совпадение текстов, а систематичность аналогий — приуроченность их к типологически наиболее древним, палеолитическим по времени возникновения сюжетам, одинаковые области распространения не одного-двух, а нескольких мифов, отсутствие близких параллелей на других континентах, возможность создания исторически правдоподобной гипотезы, которая бы объяснила соответствующие черты сходства.
Что касается гипотезы о прародине индейцев, то искать ее в Средиземноморье или Прибалтике, разумеется, нелепо. Европейские и индейские легенды и мифы связаны не прямо. Те и другие восходят, скорее всего, к мифологическим сюжетам, распространенным в глубокой древности на обширных пространствах Центральной и Западной Евразии.
В пользу центральноазиатской, а не восточноазиатской прародины индейцев свидетельствуют и материалы изобразительного искусства Южной Америки. Идея выделения в первобытном искусстве огромных областей, обитатели которых на протяжении тысячелетий придерживались какого-то основного канона, не нова. Давно, например, замечено, что у народов западной части бассейна Тихого океана, от Новой Зеландии до Алеутских островов, и северо-западного побережья Северной Америки господствовал криволинейный орнамент, основанный на широком использовании спиралей. Судя по археологическим данным, в Китае, Японии и на нижнем Амуре подобные изображения создавались уже за несколько тысячелетий до нашей эры. О важности и исторической обусловленности подобных совпадений много писал выдающийся советский археолог А. П. Окладников. Что же касается южноамериканского геометрического рисунка, то его своеобразие из-за простоты используемых орнаментальных элементов до сих пор не принималось исследователями во внимание. Как уже говорилось, свои гуделки, маски, горны и прочие священные предметы южноамериканские индейцы чаще всего покрывали простыми геометрическими узорами: треугольниками, меандрами, ромбами, точками, зигзагами, прямыми и волнистыми линиями. Криволинейный орнамент встречается гораздо реже (одно из исключений такого рода — стиль напо-маражоара).