олосая мама, ослепительная, добрая, вежливая, воспитанная (я не буду перечислять весь список, пожалуй) красавица и строгий, но справедливый и умный Онирэн входили в отдельную категорию — категорию взрослых. Да, мама была младше Илэма и Лирнэйн, но она вела себя во много раз серьёзнее, чем эти двое. Но я не могу выбрать, какая из этих двух категорий моих родственников мне нравится больше, потому что они все такие разные и каждого я люблю по-своему. Да и вообще глупо делить родственников на категории, но не суть. Мысль о любимых людях наполнила моё сердце восторгом, хотя осадок от странного поведения Эндеса ещё оставался, когда я заходила в просторный кабинет Онирэна с валявшимися повсюду стопками бумаг и книг и несколькими свечами, горевшими на подоконнике и на письменном столе. Из широкого зарешеченного окна открывался потрясающий вид на город высоких и вытянутых к небу домов, и это кидалось в глаза сразу же, как только я заходила туда. И только потом я переводила взгляд на постоянно захламлённый пол и всю ровную поверхность в кабинете, где валялись самые разные документы, рисунки, книги и пустые кружки из-под золотого чая, который Онирэн обожал пить и пил его литрами в любое время. — Рэн? — тихо позвала я, невольно вздрогнув от непривычной пустоты помещения. Откуда-то из-под стола послышались ворчание и вздохи, а потом, с грохотом зацепившись за стол одной рукой, с пола поднялся Онирэн. Стул с высокой спинкой был откинут куда-то в сторону, заняв довольно большое пространство, валяясь на разбросанных листках. — Ну ничего себе, — засмеялась я, — у тебя глаза такие красные. Недосып сказывается? А чего ты под столом спишь? — Онирэн со взъерошенными чёрными патлами волос, ниспадавших на лицо и закрывавших лоб, упёршись руками в стол, покачивался и пытался смотреть на меня, не засыпая при этом. Зрелище он из себя представлял не очень торжественное: нахмуренные брови и мятый синий костюм, щетина на его лице и чётко очерченные бледные скулы, особенно выраженные при свете свечи придавали ему крайне измотанный вид. Он никогда не выглядел таким уставшим. — А где мама? Я ну очень хочу с ней повидаться. Надеюсь, она не выглядит такой же, как и ты? — не обращая внимания на отсутствие ответа со стороны Рэна, продолжила тараторить я. Я представила маму в таком виде — усталую, с красными отёкшими глазами, взъерошенную и не совсем осознающую, что происходит, но тут же отбросила такие мысли, так как мама всегда была хорошо одета, причёсана и ухожена, не взирая ни на что. Её багровые волосы всегда ниспадали на плечи изящными локонами, а в её серых глазах отражались энергия и любовь. Я вспомнила о том, как мама была невероятно прекрасна, когда мы вместе с ней и с Онирэном встречали рассветы, распивая ароматный золотой чай из отборных огненных цветков, и мне так сильно захотелось увидеть эту поистине невероятную женщину, что моё сердце подскочило от ожидания предстоящей встречи. — Гхм-гхм, — специально кашляла я, ожидая, что ответит Онирэн. — Доброе утро. — В ответ Онирэн резко и шумно выдохнул сквозь зубы, опустив глаза в пол, и выпрямился, медленными движениями белых рук поправляя плащ и рубашку. — Когда я смогу увидеть маму? — повторила я, глядя в упор на короля, вновь поднявшего взгляд мутных голубых глаз на меня. Но он смотрел как будто бы сквозь меня, на свет, идущий из коридора благодаря не до конца закрытой двери. — Завтра, на похоронах, — хриплым и мрачным, до ужаса пугающим безжизненным голосом ответил Онирэн и, как ни в чём ни бывало, принялся поднимать стул, кряхтя при этом и вздыхая. Застыв, я стояла на одном месте, покачиваясь от шока. Кого это собрались хоронить? — В смысле? — В смысле что твоя мама мертва, — покончив со стулом, сказал Онирэн и плюхнулся на сиденье, подперев лоб рукой. Мы оба молчали минут пять, и я всё не могла поверить, как такое могло случиться. — Что с Эндесом? — наконец спросила я тоже почему-то севшим голосом, устремив взгляд вдаль, на спящий город за решёткой высокого окна. Мои губы начали дрожать. — Война, — совсем погрустневшим голосом ответил Онирэн, и его голова всё сильнее приближалась к поверхности захламлённого стола. Он отчаянно боролся с сонливостью. — А мама… как же мама… она… — На этих словах я остановилась и заплакала. Слёзы текли по лицу, горячие, как кипяток, и я смахивала их дрожащими руками. Я упала на коленки и потом села на пол, не прекращая рыдать. Так я сидела, наверное, бесконечность, и сидела бы ещё дальше и плакала бы всё громче и громче, срываясь на отчаянный крик, но меня остановил голос Онирэна: — Извини. Я сам не могу смириться с этим. Тебе просто надо переждать и просто… Хочешь, я возьму две кружки с чаем и мы пойдём встречать рассвет уже совсем скоро… Как в старые времена… — «Старые времена». Так теперь называлось время, в котором я жила пять месяцев назад. Я вновь плакала. Онирэн молчал, плотно сжав челюсти, и его губы дрожали. В конце концов он медленно выдохнул, посмотрел на меня ничего не выражающим взглядом и вышел из кабинета, пока я всё ещё стояла на коленях и захлёбывалась в слезах. Когда дверь за ним захлопнулась, мои всхлипывания превратились в истерические крики. Я кусала руки и колотила ногами по полу, но легче не становилось. И окончательное осознание того, что моя богиня мертва, тоже не приходило ко мне. Боги не умирают…, но у богов нет таких неуклюжих детей. Детей, которые ничего не могли сделать. Детей, которые были на Земле и веселились с хорошими знакомыми, пока умирали богини, пока Эндес… пока Эндес исчезал. Нет моего Эндеса, нет мамы. Я ничего не смогу сделать.