XII. Глаз дракона
Во мне уже ничего не осталось. Ни сил, ни жизнерадостности. Меня поддерживало только желание мстить. Оно разгоралось с каждой минутой всё сильнее, горело ярче оттого, что я утрачивала все остальные чувства. Оно согревало меня, и я постепенно забывала о страхе, о видениях, о войне. Убить виновного во всём этом - и проблема решена... Слабый, еле горящий огонёк зажёгся посреди сумерек. Я вдыхала прохладный воздух и дрожала по неизвестной мне причине, пытаясь успокоиться и дышать ровнее. - Чем ты здесь занимаешься?! - услышала я злобный голос сзади и задрожала ещё сильнее. - Эм-м... Э... - Это было всё, что я могла сказать в ответ. - Выкинь эту дрянь. - Разозлённый Хаглэс выхватил у меня из рук сигару и выкинул её на землю, придавив сапогом. - Что ты делаешь? - робко спросила я и поёжилась от прожигающего взгляда. - Это что ты делаешь! - с напором рявкнул Ворон. - Вот ведь подонок этот Чернильник. У него сигары закончатся, и что ты будешь делать? Как ты до такого докатилась? - Ворча и ругаясь, Ворон ходил вокруг меня. Я вздыхала и не решалась поднять взгляд. - Лучше с Лисом пообщайся, - наконец сказал Хаглэс после потока нескончаемых ругательств. - А Чернильнику мало не покажется. Всё, мелюзга, иди отсюда. - Я вскочила с пня, надеясь, что буря миновала, но Ворон странно улыбнулся и протянул: - И да, чуть не забыл... - Я не успела спросить, о чём он чуть не забыл, потому что тут же получила пощёчину. - Это на случай, если ты плохо воспринимаешь человеческую речь. - Ворон тут же исчез. Я с недоумением потирала щёку, оглядываясь по сторонам. Как Хаглэс нашёл меня здесь? Я думала, что ушла достаточно далеко из лагеря. Ах, ну да, он же видит сквозь стены и сквозь деревья. Он даже людей видит насквозь, я точно это знала. ...Мне было страшно даже подумать, сколько человек мы уже потеряли. На нас напали в очередной раз, несмотря даже на горящие повсюду костры. От тварей нельзя было укрыться, они поджидали везде, их вой раздавался в лесу глубокой ночью, и нельзя было предугадать, когда они решат собраться в стаю и напасть на наш лагерь. Надо было идти дальше, но Хаглэс, видимо, не торопился и не думал, сколько ещё может погибнуть людей из-за медлительности командира. Он как будто бы чего-то ждал. - А что ты думаешь о Капюшон? - спросил Бешеный Лис, как всегда растягивая слова. - Я доверяю ей. А вот Релин... - Я наблюдала за хорошенькой девушкой, Капюшон, которая мило беседовала с Вороном. Последний вёл себя странно: мужчина то отвечал пренебрежительно и с насмешкой, то хмурился и долго смотрел в ярко-синие глаза девушки. Но в целом он давал односложные ответы, едва шевеля губами, как будто Капюшон была ему глубоко безразлична. - О, милочка, ты плохо знаешь людей. Релин ведёт себя гораздо естественнее, - пропел Лис и облизал серые губы. - Она почти ни с кем не разговаривает, часто уходит куда-то, не рассказывает о себе... - Ты в первые несколько дней боялась окружающих и шарахалась от них. И двух слов связать не могла. - Я густо покраснела, а Лис хихикнул и стал поправлять шарф и ежесекундно менять положение серебряной брошки. - Красивая, - сказала я задумчиво. - Сестра делала. Она хотела открыть ювелирную лавку. - Лис поглядел на меня взглядом, на котором отражалась боль, но тут же захихикал. - Не смотри так на меня. ...Кстати, Ворон тоже не слишком доверяет Капюшон, - заметил рыжеволосый. Хаглэс на все попытки Капюшон заговорить с ним либо огрызался, либо выслушивал её речи в течение пяти минут и уходил, посмеиваясь. Он даже ко мне относился теплее, чем к бедной девушке. А Релин он доверял с первого дня. Я никак не могла понять, чем этот безумец руководствуется. Но безумцы на то и безумцы: они меняют свои взгляды и мысли с невероятной быстротой, и никогда не предугадаешь, какой будет реакция безумца. Но, может, отсутствие взглядов и единого мнения - это и есть философия безумцев? - ...а она явно с ним флиртует, - улыбнулся Лис, и я осознала, что пропустила большую часть предложения из-за размышлений. - Ага. Причём с первого дня знакомства. Но она ко всем хорошо относится. - Неужели ты поведёшься на её лицемерную доброту? - вскинул брови Лис. Я смутилась и ничего не ответила. - Она не лицемерная, - отчеканила я спустя две минуты молчания и встала с места. Я перебирала свои старые вещи и думала о семье, которую оставила. Мне было интересно узнать, как они без меня и волнуются ли. «Впрочем, вряд ли они будут волноваться. Я предательница. А если они подумают... что я пропала не по своей воле? Они будут искать меня. Или они думают, что я давно мертва?» Тревога и тоска по дому снова одолевали меня, но я старалась думать о хорошем. Вечер выдался спокойным. В воздухе пахло стряпнёй Синицы, которая великолепно готовила блюда из всего, что попадалось под руку. Синица ещё и обучала других готовить, потому что поваров у нас не было. Хорошо, что были врачи, а не выученные кое-как любители поковырять раны. Запах мяса редкого животного сливался с ароматами трав и кислыми нотами ягод, и под чёрным небом зажигались новые костры. Шум голосов рядом с шатром успокаивал: нам ничего не грозило, всё было в порядке. В первый раз я почувствовала себя так умиротворённо, и даже галлюцинации не мешали мне погружаться в лёгкую дрёму. Я отдавалась воспоминаниям, щупала страницы старого дневника. Там ещё остались пятна от мороженого. Кое-где страницы были помятые, в мелких едва заметных крапинках от слёз. Этот дневник я вела до того, как началась война, даже на Земле я не забрасывала его и делала небольшие заметки. Почему я не выбросила белое летнее платье, подаренное мамой? Я носила его с собой, как будто надеясь, что я смогу когда-нибудь его надеть. В нём было огромное количество карманов, сделанных специально для меня, и я обыскивала их в поисках чего-нибудь, что навеет новые воспоминания - горькие, но дарящие смутный огонёк надежды. Рука наткнулась на какой-то жалкий клочок ткани. Я мигом достала его и стала рассматривать: болотно-зелёный, из грубого материала, с вышивкой на одной стороне. Золотистой нитью вышит был глаз, а под ним была надпись на древнем эндесийском: «Иэро Хидос». То есть «Глаз Дракона». Я вспомнила, откуда это. Я оторвала это от плаща вора, который украл мамин камень. Жуткие воспоминания с похорон захлестнули меня, и я похолодела, глядя на вышивку. «Как это может быть связано с происходящим или произошедшим? Может... Релин?!» - судорожно размышляла я. Точно. У Релин и Дракон, и весьма странно выглядящий глаз. «Детектив из тебя так себе», - сказала я сама себе с насмешкой и принялась думать. Может, мне ещё предстоит найти этого вора? Тем более этот браслет с камнями... Что-то мне подсказывает, что Хаглэсу и нашему врагу нужны камни для чего-то. Тут я припомнила ещё кое-что: вечер, когда мы сидели вдвоём с Капюшон и вглядывались в хмурый лес, попивая призрачный чай. - Ярко-зелёные... у дракона глаза. - Я еле разобрала странный язык, который учила очень давно. - Что за песня? - поинтересовалась я у девушки. Та улыбнулась своей нежной улыбкой, и в моём сердце что-то дрогнуло: она улыбалась точь-в-точь, как мама. - Это я сочинила. - Пой, пожалуйста, - попросила я неуверенно, и Капюшон улыбнулась ещё шире. Скинув с себя плащ так, что было видно потрёпанное, но всё же красивое лёгкое красное платье. Ветер развивал её чёрные волосы, и она едва шевелила губами: - Ярко-зелёные у дракона глаза. Катится тёмная одиноко слеза. Сердце дракона стальное, жестокое, Рана на сердце дракона глубокая. Ярко-зелёное око дракона. Как оно холодно - так и бездонно. - Я вслушивалась в каждое слово, запоминая и не шевелясь. - Ты знаешь этот язык? - суховато поинтересовалась Капюшон. Я задумалась. - Я учила его давно. Разобрала парочку слов. - А общий смысл ты поняла? - настороженно спросила девушка, и я, удивившись её подозрительности, решила слукавить: - Нет. А о чём там? - Да так, - холодно пробормотала Капюшон. - Не люблю переводить свои стихи. Тебе бы вряд ли понравилось, и вообще... - Она нервным движением поставила кружку на землю и торопливо ушла. Я непонимающе смотрела ей вслед. Слова из песни, пропетые мелодичны