XVIII. Слишком много зелёного
«Вот про кого я забыла. Значит, не умер ещё», - подумала я, проходя мимо дремлющего у колонны Кукловода. Некоторые из Отряда решили спать под открытым небом - видимо, и этот туда же. Наверняка опасались, что какая-нибудь стена рухнет им на головы (что вполне возможно, учитывая возраст замка). На всякий случай я потрогала - нет, пнула - ногой Кукловода. Тот пошевелился и вяло обсыпал меня ругательствами, почти даже не просыпаясь. Я вздохнула, пытаясь подавить невольную улыбку, и поплелась дальше. «Ночи всё холоднее», - с грустью отметила я, кашляя и вытирая нос рукавом. Спать мне мешала сильная боль там, где раньше были ссадины и ранения. И в какие-то моменты мне начинало казаться, что я смутно вижу левым глазом. От свежего воздуха, не пропитанного едкой многолетней пылью, мне стало лучше на какое-то время. Иногда в просветах туч мелькали знакомые звёзды, и при их виде сердце сжималось. Харуло опять бормотал что-то неразборчиво, но настойчиво, какие-то частично знакомые слова. Раньше его речи звучали как колыбельные - иногда он даже напевал незамысловатые мелодии или читал обрывки стихов на эндесийском. Но сейчас его голос был не то взволнованным, не то озлобленным. К периодическим красным вспышкам в глазу я уже привыкла и старалась не переживать из-за этого, но как бы я ни пыталась успокоиться, меня одолевала беспричинная паника. Для страха были причины, но они никуда не девались уже длительное время, и эти причины я упорно игнорировала. Поэтому место в разуме занял животный, инстинктивный страх. Я снова предчувствовала что-то не слишком приятное, если можно так выразиться. Моё состояние всё ухудшалось, но всё-таки я привыкла к бессонным ночам и утешала себя тем, что я многое пережила совсем недавно, надо просто посидеть где-нибудь в тихом местечке и подумать. Только вот тихим местечком являлся весь замок, ужасающе беззвучным. Как будто всё вокруг умерло. Лишь приглушённые огоньки дежурных вдалеке выдавали присутствие здесь людей. Остальное превратилось в тень. Ветер окутывал меня с ног до головы, но ни одно дерево не шелестело. Обхватив себя руками и стараясь унять стучащие зубы, я поднималась на стену. Чем выше я взбиралась, тем шире становился кругозор, не скованный стенами или обломками. Не обращая внимания на пятна крови и на прочие нелицеприятные вещи, я вдыхала эндесийскую ночь и вглядывалась в могучие деревья, тёмно-синие и фиолетовые, несмотря на отсутствие освещения. Рука машинально легла на первый попавшийся камень и сжала его мёртвой хваткой. Эндес ещё был где-то в глубине. Я чувствовала его, но слабо, едва уловимо. Я улыбнулась и, к своему удивлению, заплакала. Уверяя себя, что нет причин разводить сопли, я продолжала беззвучно рыдать и по-идиотски улыбаться. Хотя этого никто не видел, мне было стыдно и противно от самой себя, но потоки слёз не прекращались. Когда боль сдавила голову так, что её нельзя было терпеть, я почувствовала, что засыпаю мятежным, тяжёлым сном. «...Чтобы что-то разрушить, надо чувствовать то, что хочешь разрушить, видеть его и пытаться проникнуть в его суть. Нужно чувствовать буйство твоей крови, желание рвать на куски. Представить мир без того, что будет разрушено тобой, и захотеть, чтобы он был таким. ...Направить всю твою силу на разрушение. Отдать себя созиданию первозданной пустоты через разрушение мира. Хаос был создан разрушением пустоты. Хаос - нечто большее, чем разрушение. А Эндес создан из пустоты, и его можно раскрошить, сломать, чтобы сделать из него Хаос. Эндес... Несовершенный, жалкий мирок, такой хрупкий, мнущийся, как пластилин, в умелых руках. ...Разрушить то, чего не существует - это создать самое идеальное, что когда-либо появлялось во Вселенной. Из чего слеплены миры. Разрушить Эндес до основания - это значит создать Хаос. Могучий и нерушимый. Больше Хаоса нет ничего.» На этом моменте я поняла, что это снова одна из тех галлюцинаций, которые я ненавижу больше всего. Я обнаружила себя сидящей в комнате, залитой кровью и исписанной иероглифами. А передо мной был Харуло, и это я не увидела, а почувствовала. От Харуло исходит запах гнили и металла, хриплое дыхание Алой Тени слышится издалека. На этот раз Харуло предстал в образе пса, ярко-красного, с изрезанным, тощим телом, покрытым бардовыми полосами. Но мой взгляд остановился на глазах пса - чёрных, без белков. Это были не глаза... а зияющие чёрные дыры, поглощающие каждого, кто смотрел в них. Запах металла усилился с приближением существа ко мне. Почуяв рядом страх, пёс издал неопределённый звук, отдалённо напоминающий усмешку. - Чем ты заплатишь за свою силу? - «Разве ночные кошмары и боль в голове каждый день - это не достаточная цена за мою проклятую силу?» - хотела сказать я, но к горлу подступил ком, меня скрутило от приступа тошноты, поэтому я еле выдавила из себя только: - У меня ничего нет. - Кровь. - На меня как будто кинули разом несколько мешков с камнями; это липкое слово заполнило пространство и сковало меня, заставив задыхаться. Я не могла не смотреть в глаза пса, не могла закричать в предчувствии новой боли. Харуло скалился зубами-иглами, непреклонно подходил ближе, когти на неуклюжих ногах чуть слышно постукивали по полу. - В твоей крови есть то, что ты подавляешь. Ненависть, злоба, желание убить, чтобы доказать свою силу. Там течёт ненависть к тем, кто не признаёт твою силу. И чем больше крови из тебя вытекает, тем сильнее ты укрепляешься в своих намерениях. Твоя любовь к этому миру порождает ненависть. - Я никого не... - пробормотала я, но тут алый пёс засмеялся, прогавкав: «Хаглэс, Мекоар, Войль, Кукловод, Лазурный». И когда я содрогнулась, Харуло, с явным наслаждением заметив новую волну страха в моих глазах, вцепился мне в глотку. Откуда-то в комнате взялась целая стая псов - меня обгладывали во всех частях тела, и эта острая боль не давала соображать нормально. Рассудок помутился, спустя несколько секунд дикого ужаса я перестала чувствовать вообще что-либо из-за шока. И потеряла бы сознание, но глаза пса, не размыкающего пасть около моего лица, возвращали в комнату, заставляли переживать все круги ада по новой. Боль, приходя в тело снова, стремительно поглощала меня. Я бы ревела и металась, если б только могла. Но вместо этого я лежала и только чувствовала, как меня сжирают псы. От изобилия красного и заливающей всё вокруг мерзкой, отчего-то тухлой крови в глазу потемнело. В конце концов я перестала дышать, но не умерла. В голову бил яркий свет, сочась через глаз; нос и рот были залиты вязкой багровой жидкостью, горячей, как кипящая