— Надоело работать? — вкрадчиво поинтересовался директор.
— Всем уже поперек горла, — Венсан, и без того прямой, казалось, превратился в несгибаемый металлический прут. — Что во время спектаклей артисты не слышат музыку за болтовней публики. А зрители даже не смотрят на сцену.
— И, тем не менее, они платят деньги. Которые идут на ваше жалование, в том числе. Если они за эти деньги приходят поболтать и даже поесть, то я не возражаю! Тема закрыта.
— Но…
— Я сказал, закрыта. И да. С этими вашими… конкурсантами. Вы ведь тратите на них не свое непосредственно рабочее время? Я надеюсь. Хочу напомнить, что это ме-ро-при-ятие — только арендатор в нашем театре. И мне еще не хватало, чтобы штатные сотрудники работали на чужой конкурс.
— Я не просто работаю на конкурс. Я куратор артистов. И это не мероприятие, а постоянное сотрудничество с Академией искусств. Прекрасная возможность влить свежую кровь в труппу, найти потенциальную приму нашего театра.
— Потенциальную? — директор стукнул по столу папкой бумаг. — А тут у меня сотня резюме от готовых, слышите, готовых выпускниц! Вам нужны талантливые артисты? Разберите, наконец, эту кипу и найдите!
— Я всех этих ваших кип знаю уже много лет, — поморщился балетмейстер. — Мне их и разбирать не надо. Большинство из них не то что танцевать не могут, а им бы и ходить на публике не стоило!
— Послушайте, Венсан. Вы можете упражняться в остроумии сколько угодно. Но потом не удивляйтесь, когда будете расписываться в ведомости. Заниматься со своими… подопечными вы, конечно, можете. Репетиционный зал в вашем распоряжении. Но если результат не оправдает наших ожиданий, нам придется сделать что-то с вашими.
Венсан сжал кулаки. Он мог бы ему ответить. Сказать все, что думает о жалких попытках административного давления. Но он был слишком воспитанным человеком. Поэтому молча развернулся и ушел. В репетиционном зале его ждали артисты.
Триединая империя, Джалан
Район Хеске, имперский театр, репетиционный зал
Прошедших отборочный тур и попавших в команду маэстро Венсана было четверо: двое юношей и две девушки. «Равноправие в действии», — подумала Сафира, присматриваясь к конкурентам. Те разминались возле станка, косились друг на друга и не общались. Каждый понимал, что шансы победить — один к десяти. В отборочный тур прошли сорок человек. В финал выйдут четверо.
То есть… трое из четырех до заветного поступления в академию искусств не дойдут. С гарантией. Возможно, и все они окажутся «за бортом». И это нервировало.
От звука хлопнувшей двери Сафира дернулась. На пороге стоял высокий мужчина, телосложение, идеальная осанка и скупая грациозность движений выдавали в нем балетного. Но в чемпионате по злобным выражениям лица у него бы все соперники разбежались. Только после Натальи Петровны даже сказочный злодей был не страшен.
Незнакомец молча и неумолимо приближался к центру зала, остановился, окинул присутствующих хмурым взглядом и с размаху швырнул пачку бумаг в угол паркетного зала.
Сафира скосила глаза: к каждой бумажке была прикреплена фотография девушки или юноши в балетном трико.
— Я маэстро Венсан, — не здороваясь, начал хореограф. — И задача у нас непростая. Как минимум, победить. В числе финалистов должен быть хотя бы один из вас. Но лучше, конечно, все. Понятно? Времени у нас мало. Поэтому сразу к делу. Танцуйте. Буду смотреть.
Он уселся на стул и уцепился руками за балетный станок.
Сафира решила не спешить и оценить тех, в чьей компании ей придется дойти хотя бы до первого публичного выступления. Девушка ее не впечатлила, техника достаточно слабая (кстати, совершенно незнакомая), а вот юноши были на удивление хороши. Один из них исполнял что-то вроде манерной латины, вихляющейся, скользкой, но смотреть на это можно было вечно — на это перетекание, скольжение, создающее впечатление, что в теле юноши совершенно нет костей.
Второй был уверенным в себе классическим «модернистом» — и тоже хорошо подготовленным.
Засмотревшись на коллег, Сафира не сразу поняла, почему все теперь смотрят на нее.
— Просим вас, госпожа… Севан, — маэстро даже вспомнил ее фамилию.
Под пристальным, жестким взглядом этого стервятника она немного растерялась. Казалось, все заранее выученные движения напрочь вылетели из головы. Это было даже не волнение — одуряющий страх. На нее смотрит главный балетмейстер империи, и это — не провинциальная студия, а репетиционный зал Имперского театра. Ее единственный шанс.